— Ты — глупый мальчишка, который вовлек мою племянницу в опасную ситуацию. Но если не нравится «щенок», могу звать личинкой.
Леон сверкнул глазами, жалея, что нельзя дотянуться до будущего родственника и поучить вежливости. Хотя, если вспомнить их первую встречу, результат «учебы» мог обернуться не в его пользу.
Хассель подождал ответа, не дождался, усмехнулся понимающе и продолжил спокойно, точно и не было этой перепалки:
— Маги часто так делают со сложными заказами. Проще посмотреть воспоминания сущности, чем изобретать умную следилку. И по желанию покупателя сущность может быть кем угодно: следилкой, защитой или оружием, главное, свободы ей не давать. А ты сам видел, тварь проснулась, стоило Шанти коснуться книги. Боюсь, моя племянница что-то испортила в печати, ослабив защиту, удерживающую тварь внутри. Еще мне показалась, что та не только реагирует с Шанти, но и защищает её.
— Тогда почему мы живы?
— Может, потому, что Шанти не хочет нашей смерти? Сущность решила нас не убивать, но и к Шанти не подпускает, зараза.
Череп в этот момент оскалился, и открывшийся провал рта полыхнул багрянцем.
Леона передернуло. Магия — проклятие и благословение их мира, чуждое большинству людей. И это большинство не хотело зависеть от кучки магов, не желало видеть их хозяевами над собой. Первая противомагическая закончилась поражением людей, но кровь продолжала кипеть, а призыв: «Долой чародеев» горячил сердца.
Когда все началось? Когда крестьяне, не дождавшись приезда мага, сами справились с засухой, прокопав оросительные канавы? Когда чародеи стали брать золото за свои услуги, а бедняки вынуждены были рассчитывать лишь на свои силы? Или когда маги решили объявить себя выше смертных, создав в каждой стране магические конвенты, не подвластные правителям? А может, когда оказалось, что магов убивает порох и кровь у них такая же красная, как у остальных?
Как бы то ни было, Второй магической не случилось, хотя официально история и называло это войной. По факту два самых густонаселенных континента захлестнули сотни, тысячи нападений. Магов давили по всему миру. Размен шел сорок-пятьдесят душ за одного, но людей было больше, и чаша весов все сильнее склонялась в пользу простых смертных. Люди вошли в азарт. Опомнились, лишь когда магов осталось не больше сотни, из нее большинство целители и бытовики, боевые полностью исчезли как вид.
И вот теперь, смотря в багровые глазницы призрачного черепа и ощущая свою полную беспомощность перед лицом этого явления магического искусства, Леон думал: а не стали ли чародеи вновь набирать силу? Не пора ли заняться проверкой?
Холодный пот прошиб при мысли о заговоре. Ночница, вселенная в печать придворным чародеем, вышла из-под контроля, напала на члена императорской семьи. Случайно или надуманно?
Про ночниц он слышал и не раз. Они любили селиться в старых домах, устраивая жильцам сущую бездну: били посуду, опрокидывали мебель, душили по ночам. Их вылавливали маги, уничтожали, но, как оказалось, уничтожали не всех. И Леон пообещал себе по возвращении обязательно наведаться к придворному магу. Просто поговорить, а там посмотрим, специально или нет тварь напала на них.
Девушка застонала, Леон дернулся и снова застыл, кляня себя за нерешительность. Как бы неоднозначно он ни относился к невесте, следовало что-то предпринять. Они не могут себе позволить сидеть здесь всю ночь и ждать, когда очнется Шанталь и загонит ночницу обратно в печать. Слишком много интересов к ним троим в этом городе, и чем быстрее они уберутся отсюда, тем лучше.
— Парень, ты куда? Поджариться решил?
Хассель, как обычно, был точен в словах, но Леон сделал вид, что оглох. Медленно приподнялся, выставив руки ладонями вверх. Багрянец в глазницах потемнел, или ему показалось, что череп удивлен наглостью человека и потому не торопится нападать.
Никто так и не смог доказать, были ли разумны ночницы или нет, но ходили слухи, что некоторым семьям удавалось договориться с тварью и оставить жилье в сохранности.
— Тише-тише, — шептал Леон, ощущая себя придурком, решившим погладить тигра, — я не причиню ей вреда. Видишь, твоей хозяйке плохо. Ей надо помочь, и я могу это сделать.
Шаг, еще один. Леон старался быть убедительным, голос звучал ласково и уверенно, но внутри все дрожало от напряжения. Видят боги, он даже на вступительных в академию так не боялся ошибиться. Спина взмокла при мысли, что Шанти может очнуться одна с двумя трупами в комнате. У него не было уверенности, что его люди смогут вывезти девушку из страны, избежав обвинения в убийстве.
Череп повернулся к хозяйке, словно пытаясь найти подтверждение его словам, и в этот момент Шанти очень удачно застонала.
— Видишь?
Вопрос был не уместен, так как у черепа отсутствовали глаза, но Леону было на это наплевать. Главное — жив и почти добрался до девушки. Медленно, держа руки на виду, Леон присел рядом с Шанти.
— Если очнется и тебя увидит — снова испугается.
Череп дернулся, точно не соглашаясь, потом из приоткрытого рта вырвался багряный свет. Словно языком он лизнул щеку Леона, обжег болью и исчез, а вместе с ним растворился и череп.
Леон зашипел, потянулся к щеке, но его руку придержали.
— Стой, малый, не спеши. Тут обработать надо, а то на всю жизнь останется.
— Останется что? — спросил Леон позорно дрогнувшим голосом, но Хассель не ответил. Зашуршал карманами, ругаясь вполголоса, потом до Леона дошел отвратительный аромат, будто рядом в водорослях сдохло нечто большое. Он начал привставать, собираясь вежливо отказаться от помощи, но на плечо надавили, и дядя невесты с насмешкой поинтересовался:
— Боишься отравлю? — и добавил спокойно: — Проклятым, будет тебе известно, яд не страшен.
Глава четырнадцатая
Маленькая подвальная комната одиноко стоящего в лесу дома вряд ли могла вспомнить, когда еще она пользовалась такой популярностью. Разве что в самом начале, когда вокруг остро пахло побелкой, краской и свежеструганными досками, а дружная семья хозяев вместе с рабочими заканчивала постройку дома. Правда, тогда в ней не лежали на полу три трупа и не ходили вокруг них пятеро мужчин. Все пятеро были в темных плащах, а острые взгляды выдавали людей, привыкших подмечать мелкие детали.
— Есть что-нибудь? — нетерпеливо поинтересовался один из пятерых, и мужчина, склонившийся над трупом мага, недовольно поморщился. Он не любил, когда его отрывали от дела. Провел рукой по ставшим седыми волосам убитого, прикрыл глядящие в одну точку глаза. Вздохнул. Покачал головой. И только потом поднялся, поворачиваясь к спросившему.
— Это вы дали добро на операцию?
Тот, кого он спрашивал, резко побледнел, на глазах теряя уверенность. Ослабил узел в модную в этом сезоне клетку шейного платка. Дернул кадыком.
— Добро давал центр. Я лишь выделил людей. Лучших, между прочим, — закончил с пафосом.
