— Лучших, чтобы совладать с девчонкой, — не согласился его собеседник.
— Так девчонка и была, — пожал плечами любитель шейных платков. По-фракански, в отличие от собеседника, он говорил без акцента.
— И потому на захват магической вещи вы послали незакончившего обучение мага, вора, двух наемников и одного агента? Когда я, получив доклад ученика, просил дождаться меня!
Между пальцев мужчины яркой вспышкой промелькнула молния. В комнате резко запахло озоном. Присутствующие замерли, затаив дыхание.
— Простите, — извинился маг, потирая ладонью лоб, — вторые сутки в пути, устал, как тварь бездны.
Напряжение спало. Люди отмерли, вновь продолжая осмотр. Фраканец позволил себе сочувствующую улыбку.
— Мы все поражены убийством. Не только вы скорбите об утрате. Тонг Карьердо был лучшим агентом. Более того, он был моим учителем. И я хочу не меньше вашего получить ответ на вопрос: что здесь произошло.
Маг еще раз обвел внимательным взглядом комнату, задумчиво пожевал губу.
— Здесь мало что осталось. Я даже не могу определить, сколько человек было в комнате на момент убийства — всплеск силы выжег все. Одно могу сказать: тех, кто в коридоре, убили позже. Убийца — мужчина. Молодой. Хорошо подготовлен. Его изображение я попробую снять со зрачков убитых, но хочу предупредить — обвинение выдвинуть не получится. Ваши люди напали на него, он защищался. Здесь же, — маг скривился, — попробую еще поработать, но на многое не рассчитывайте. А знаете, — он внезапно оживился, — очень похоже на то, как если бы ваши люди активировали защитное проклятье. Правда, я лет тридцать не слышал, чтобы их кто-то использовал, а уж таскал с собой в кармане — таких идиотов и до войны не находилось.
— Почему? — заинтересовался фраканец, который тридцать лет назад только научился ходить.
— Проклятие остро реагирует на любую кровь, даже владельца предмета. Однако это лишь предположение. Больше скажу после того, как поработаю с материалом. Не все, знаете ли, во власти магии. Что-то и наука может подсказать.
— Тут и без науки понятно — виновата девчонка, — вскинулся, сжимая кулаки, фраканец. — Как только вернемся, подниму своих людей, и никуда она от нас не денется, — пообещал он, потом спросил: — Что-то еще обнаружили?
— Не уверен, — пожал плечами маг, — но, похоже, в доме был кто-то еще. Вероятно, ребенок. Я чувствую его страх и боль.
— Гражданин судья, — к ним подошел один из осматривавших комнату мужчин.
— Да, Майлс, — разрешающе кивнул ему фраканец.
— У Гвоздя в подручных был парнишка. Думаю, здесь побывал именно он.
— Был, значит, — хищно прищурился тот, кого назвали судьей, — тогда ищем и его. А с девчонкой я лично разберусь. Она мне за все ответит. И за смерть Тонга, и за проклятие.
Внезапно в коридоре послышались быстрые шаги, и в комнату практически вбежал человек:
— К нам гости.
— Уходим, тела забираем с собой, и приберитесь тут, — раздавал указания судья, направляясь к выходу.
Через десять минут, когда к дому подъехали трое на лошадях, а следом из повозки выбралось еще четверо, в темных окнах дома начали поблескивать первые алые всполохи пламени.
Бессонная ночь давала о себе знать, и Леон едва держался, чтобы не отрубиться прямо на стуле. Сначала вызволение невесты из борделя, куда она ухитрилась попасть, прогулявшись пару часов по улицам славной Харцы. Потом тяжелый разговор с дядей девушки, закончившийся совсем уже бесславно.
Мужчина потянулся почесать зудевшую щеку, но вовремя отдернул руку, вспомнив о смердящем подарочке Хасселя. Вместо щеки в качестве утешения почесал кончик носа.
Он, глава службы защиты и безопасности граждан, родственник императора, дэршан, проклят, точно неудачник Тольс из отдела корреспонденции, ухитрившийся жениться на магичке, а потом изменить с ее подругой. Магичку оштрафовали, приговорив к работам на благо города, а Тольс полгода ходил, почесываясь, как шелудивый пес. И ни один маг не смог снять то, что в ярости наложила на него жена. Не зря говорят: «Хочешь при жизни встретиться с бездной — возьми магиню в жены».
Леон покосился на спящую девушку. Рассветные лучи, проникая сквозь окно, освещали высокий лоб, пухлые детские губы, густые брови вразлет и дальше рассыпались золотыми блесками по волосам. Сон смягчил черты лица, и Леону казалось, что он смотрит на заснувшую фею.
— Волосы — янтарь, кожа — персик, глаза — расплавленный шоколад, — прошептал завороженно, припоминая слова друга, и тут же скривился, вспомнив о проклятии.
К ненависти Шанталь Леон отнесся спокойно — был готов, как и к ее попытке отказаться от помолвки — ожидаемо. Что оказалось неожиданностью — так это готовность девушки рисковать собой ради дневника.
Но проклятие! Он мог простить брошенное в сердцах ругательство, даже тарелку — и ту можно было простить, как и истерику — женщина же, но проклятие, которое смогло пробить защиту, накладываемую на членов императорской семьи!
Один взгляд на его щеку, где расцвел алый цветок, и любому станет понятно, что с ним произошло.
Дэршан не может быть слабым, не может быть проклятым. Дэршан, бездна его пожри, лучшее, что есть в обществе. Выше только император.
И что делать с девчонкой? Разорвать помолвку? Оснований — достаточно. Вот только… Кто выиграет от разрыва? Та, кто его тщательно добивалась.
Леон криво усмехнулся и позволил себе помечтать, что он сделает с этой нахалкой в первую брачную ночь. В чем смысл жизни, если ты платишь, не получая вознаграждения, а он и так довольно заплатил.
Но как же раздражает зудящая щека! А еще больше реакция окружающих.
Пару часов после полуночи вернулся Чарнец. Вместе с дэром Розталь он прошел в гостиную. И если Розталь, при виде Леона, сдержанно вскинул брови, то фраканец округлил губы, издав: «О! Кто это вас?»
Тычок в ребра от напарника быстро привел его в чувство, и дальше разговор потек в нужном ключе. К сожалению, ничего особенного Чарнец не сообщил. Фридгерс остановился в недорогом отеле — известная бережливость гардарцев, а может, и в самом деле с деньгами туго. В страну прибыл неделю назад. Что же… Стоило признать — его встреча с Шанталь случайна. А жаль… Леон с удовольствием бы записал молодца в злодеи.
Самые плохие новости решили дождаться рассвета. Леон успел подремать пару часов в кресле, когда его поднял Гриан. От мужчины несло гарью. Услышав, что они опоздали — Леон едва не взвыл от досады. Противник успел их опередить, и одному сыну бездны известно, как теперь разыграются карты.
Хассель думал так же, потому как быстро собрался и ушел из дома, прокладывать, как он выразился, безопасный от неприятностей проход. Парадокс в том, что самую главную неприятность, сладко спящую сейчас в постели, они потащат с собой. Его, Леона, личную неприятность.
