Кроме налаживания тыловых служб, Михаил Александрович очень внимательно ознакомился с аналитическими записками флотских и армейских офицеров, участвовавших в набеговых операциях последних месяцев. Ключевой мыслью в них было то, что главным залогом успешной операции является надежная связь между участвующими отрядами или предварительное четкое согласование действий в случае невозможности связи. А также отвлечение внимания от основного направления и быстрота действий. В этом случае противник не успевает реагировать и теряется, раздергивая свои резервы до начала настоящего дела, либо не успевая их ввести.
Идея массирования артиллерийского огня и применения орудий крупных морских калибров для «взламывания» обороны пришлась ему явно по душе. Он загорелся мыслью воплотить это применительно к сухопутному театру боевых действий. Однако его энтузиазм сильно охлаждал огромный вес таких пушек, что не позволяло тащить их вслед за пехотой. Даже элементарная смена позиции в условиях отсутствия дорог превращалась в сложную операцию и прочно привязывала все мероприятие к рельсам.
Уделяя этому вопросу все больше времени, в штабах воюющих армий Михаил стал бывать реже. Однако контроля над ситуацией не терял, требуя от Штакельберга регулярных отчетов и отправляя своих порученцев на наиболее ответственные участки. Как позже стало известно, он все же применил на практике то, что задумал еще во Владивостоке.
В передовых частях до самого начала наступления его так и не дождались, из-за чего авторитет великого князя заметно пошатнулся, даже несмотря на явные сдвиги в лучшую сторону с обеспечением всем необходимым. Впрочем, он сумел быстро и безоговорочно реабилитироваться.
Организованная им, совместно с представителями артиллерийского комитета, плотно контролируемая, максимально обеспечиваемая всем необходимым по первому же требованию и постоянно подгоняемая круглосуточная, жутко затратная во всех смыслах и страшно секретная, согласованная работа железнодорожных мастерских Никольск-Уссурийска, Хабаровска, Харбина и Читы спасла не одну тысячу жизней русских солдат в последующем наступлении.
* * *
Зиновий Петрович тем временем продолжал улаживать вопросы с чиновниками и «воевал» с бюрократией. Убедившись, что флот, пусть медленно, но верно приводит себя в порядок, а люди отдыхают, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах, он выкроил пару дней, решив лично проверить ход работ по укреплению береговой обороны залива Посьет. Это планировалось совместить с испытаниями отремонтированной и частично замененной артиллерии броненосца «Орел», получившего главный калибр с «Князя Потемкина Таврического».
В бухту Пемзовая пришли на закате. Артиллерийский полигон и штаб обороны в бухте миноносок к этому времени уже соединили телефоном и телеграфом с постом Посьет, так же как и некоторые береговые сигнальные посты. Теперь связь стала вполне работоспособной. Ее проверяли несколько раз переговорами со штабами. С частью береговых постов также обменялись семафорами и опознавательными сигналами, когда вошли в залив. Но ночных проверок службы наблюдения и связи залива до сих пор не проводилось ни одной.
Едва встав на якорь, с «Орла» спустили паровой катер, который, не мешкая, двинулся вдоль берега, проверяя заодно порядок несения службы охраной полигона. Сам Рожественский перебрался в здание телефонного коммутатора артиллерийского полигона, куда должны были докладывать из штаба обороны обо всех происшествиях в заливе, пока наместник здесь. Офицеры его штаба готовились отмечать время сообщений об обнаружении катера, чтобы сверить его потом с записями на постах и с самого катера. Схема расположения постов имелась на полигоне. Ее копию перед отплытием взяли с собой, так что, где искать наблюдателей, было известно.
Первым делом пошли к острову Фуругельма, обойдя мыс Суслова мористее, чтобы не встревожить расположенные на нем посты. Подойдя к его северному берегу, хотели войти в бухточку Северная, в которой стояли баржи с лесом для строившейся на острове батареи. На этом маршруте имелось множество подводных опасностей, о чем поведал местный рыбак, взятый в качестве лоцмана, поэтому шли малым ходом и постоянно вели промер глубин.
Скрываясь в тени береговых утесов, начали пробираться от мыса Свиньина к белевшему впереди пляжу в вершине бухточки. Но были сразу обнаружены, о чем известила серия коротких вспышек ратьера с берега. В ответ отмигали позывной и тут же получили положенный отзыв. На что ответили: «Хорошо сделано».
Удовлетворившись результатом, ушли к мысу Гамова, где катер тоже сразу обнаружили. Оттуда, описав широкую дугу, направились к входу в бухту Троицы со стороны залива. Эту бухту контролировали уже армейские посты. Еще до подхода катера от мыса Стенина, видимо, будучи предупрежденными моряками с Гамова, начали запрашивать позывной. Не получив ответа, запрос повторили, потом еще раз.
После того как и третий запрос с берега катерники проигнорировали, в воздух взлетели сразу три осветительные ракеты. Причем, судя по тому, куда их запустили, катер с берега все еще не видели. Пятно света озарило клок моря намного восточнее того места, где находилась проверка.
Хотя там никого не оказалось, поведение наблюдателей встревожило всех на катере. Заподозрили, что рядом бродит еще кто-то, и об этом, обнаружив именно его, и сигналили с берега. Ход увеличили, войдя в акваторию бухты и направившись в ее верховье, где имелся хороший пляж. Ходовые огни включили и несколько раз отмигали позывной, чтобы ненароком не угодить под обстрел. Подойдя к пляжу, включили еще и прожектор, начав обшаривать им береговую полосу, поскольку опасались выскочить на камни.
Здесь побережье должны были охранять конные разъезды и секреты, опросив которые надеялись прояснить ситуацию. Чтобы избежать эксцессов в столь тревожной обстановке, еще несколько раз показали свой позывной и отработали три коротких гудка сиреной. В ответ с берега за пляжем вместо штатного отзыва снова взмыли осветительные ракеты, а следом за ними и с обоих входных мысов тоже.
Когда командовавший катером мичман Адлерберг с двумя матросами сошел на берег, сразу был встречен разъезд. Тут и выяснилось, что наблюдатели у входа в бухту никого не видели, но ждали появления катера, после известия с мыса Гамова. Унтер из резервистов, командовавший разъездами на северном берегу залива Китовый, только что разговаривал с ними по телефону, установленному в доме старосты хутора, находившегося на западном берегу бухты. Этот староста, ходивший ранее на китобойных судах, морзянку катерного фонаря видел и ее содержание унтеру уже сообщил.
Из дальнейшей беседы выяснилось, что люди на внутренних постах совершенно не обучены наблюдению за морем и не разбирают световую сигнализацию. Поэтому и пускали ракеты. Никаких внятных инструкций на случай обнаружения кого-либо ни на постах, ни у разъездов не имеется. Хорошо, что в штаб обороны и в поселок Посьет доклады отправили да трезвые были.
Унтеру приказали доложить в штаб в Посьете, что тревога ложная, если, конечно, никого другого с постов все же не видели. Поскольку сейчас даже при свете еще не погасших осветительных ракет вражеских судов обнаружить не удалось, унтер был вынужден согласиться и отправил посыльного играть «отбой тревоги».
