А посты у протоки Кусухо сообщали об удалении патрульных судов от берега. Судя по всему, их предупредили по радио о возможном нападении. С новой позиции они теперь вряд ли смогут разглядеть на фоне скал небольшой караван, крадущийся без огней по самой границе четырехметровой изобаты.
Все так и оказалось. Вышедший из бухты Миура эскорт из минных катеров и миноносок противника не обнаружил и благополучно сопроводил пароходы до входа на фарватер. За два часа до рассвета они были на месте и начали принимать тяжелые грузы с «Терека», встав к его борту.
К этому времени там уже успели выгрузить весь бензин. Правда в Такесики и Озаки переправили пока лишь малую его часть. Остальное ждало своей очереди в шлюпках и на баржах, рассованных по всем углам бухты. В Миура планировали оставить только обычный запас горючего и масел для маневренной базы.
Часть взрывчатых грузов также перекочевала либо на берег, либо в трюмы и на палубы барж, ботов, сайпанов. Не прекращалась передача боекомплектов и прочего снабжения на шлюпки. Теперь в этом предстояло принять участие еще и трем небольшим трофейным чумазым «Мару». Часть сфероконических мин, только вынув из трюмов, загрузили на миноноски, пришедшие из Такесики. За прошедшую ночь они поставили пару минных банок на подступах к бухте.
Работы, резко ускорившиеся с рассветом, были в самом разгаре, когда получили тревожную депешу о множестве дымов, хорошо видимых с северной оконечности Цусимы. Штабом предполагалась повторная попытка высадки десанта в Окочи. В этой связи «Тереку» предписывалось до ночи закончить работы и уходить, даже если не успеют выгрузить все. А через полчаса взвыла сирена на пристани, и с вершины холма на Коросиме замельтешили флажки семафора. С юга приближались два крупных судна.
Разгрузку немедленно прекратили, сыграв боевую тревогу. Из самой бухты никого пока не видели. На коммутаторе соединили телефонную линию между НП и мостиком крейсера, начав передавать сведения напрямую. Но командир потребовал отключить все провода с берега и убирать маскировку, отдав приказ в кочегарки поднимать пары.
На вопрос удивленного старшего артиллерийского офицера «зачем?» спокойно пояснил: «Они знают, что мы здесь! С самого начала знали и только ждали, когда мы все развалим, чтобы напасть! Нужно срочно выйти из бухты и сдать им корабль, пока тут все не взорвалось и не сгорело вместе с нами. Так уцелеет хотя бы то, что уже отгрузили! Скоро будет поздно!» При этом он выглядел совершенно здоровым и даже отдохнувшим. За ночь в своей каюте удалось выспаться.
Все находившиеся на мостике оказались совершенно ошарашены. Даже не сразу нашлись, что возразить. Кто-то не мог поверить, что командир способен так запросто предложить спустить флаг, когда, по сути, крейсеру ничего напрямую не угрожает. Кто-то, также считая, что все уже кончено, находил более правильным просто перебраться на берег, куда подальше, и подождать в безопасном месте, пока все не закончится, но высказываться вслух не решался.
Только цусимские офицеры начали активно возражать, доказывая, что подобные действия совершенно бессмысленны и явно преждевременны. Разглядеть крейсер с моря невозможно, если не вводить в дело котлы. Значит, по крайней мере, прицельно стрелять по нему никто не будет. А едва повалит дым из труб, сразу влепят пару залпов, не вникая в то, что будем им сигналить, и вот тогда уже точно все!..
Но капитан второго ранга Панферов ничего не хотел слушать, ссылаясь на только что полученную депешу из Озаки, дававшую «добро» на выход до окончания разгрузки, и упирая на то, что заботится в первую очередь о сохранности привезенного. Он как заговоренный твердил, что все взорвется от одного снаряда, и мы вместе с ним, при этом совершенно не выглядел взволнованным. Казалось, что он просто не в себе и не понимает, что говорит.
По знаку старшего офицера вахтенный начальник мичман Иноевс бегом отправился в котельные, отменить приказ, а остальные продолжили отговаривать командира. Вызвали доктора, который при помощи мичмана Андреева и прапорщика Гасабова смог убедить его спуститься в каюту и привести себя в порядок, пока машины подготовят к работе. Доктор обещал дать кокаина, чтобы хватило нервов на предстоящие переговоры.
Когда они ушли, начальник обороны бухты Миура мичман Панаев предложил вообще «не отсиживаться под кустом», а попытаться отогнать незваных гостей. Опыт перекидной стрельбы у него уже был немалый, а достать крейсер за островом японцы вряд ли смогут, да и не станут пытаться, оказавшись под огнем скорострелок. Не любят они, когда их по мордасам. Так и всей бухте, и скопившимся в ней грузам меньше достанется.
Мысль показалась стоящей, так что он и старший артиллерийский офицер лейтенант Ширшов, получив доклад медика, что командир уснул после укола морфия, отправились на гору, оценить возможность ее реализации, а все остальные занялись приготовлениями к возможному бою. Хотя сомнения в том, что можно воевать, имея заставленные бочками с горючим и ящиками со снарядами палубы, да еще кучу всего этого во всякой портовой мелочевке под бортами и поблизости, оставались.
С вершины было хорошо видно два довольно крупных парохода, шедших со стороны протоки. Даже слышали их стрельбу. Они в данный момент «обрабатывали» укрепления на входе в Кусухо. Оттуда им никто не отвечал. Судя по большому количеству дыма после каждого выстрела, артиллерия на японцах стояла старых моделей. На каждом по орудию, в носу и корме. Зато калибр весьма приличный. Миллиметров сто пятьдесят, а то и больше. Скоро, вероятно, должна была подойти и очередь базы в Миура.
Прибывшие на НП командиры миноносок, оказавшихся запертыми в бухте, сообщили, что, судя по курсу японцев, примерно через четверть часа они достигнут одной из минных банок, если, конечно, не свернут куда-нибудь. Прикинув их маршрут, получили дальность для орудий «Терека» в пределах 25–35 кабельтовых. Полевым пушкам, оборонявшим Миура, далековато, зато для стодвадцаток «Терека» нормально.
Начинать стрелять решили, когда японцы минуют мины, чтобы не начали вилять раньше времени. С управлением огнем проблем не предвиделось. Хотя Ширшову стрелять с закрытых позиций не доводилось, Панаев был рядом и давал советы. Имелась телефонная связь с пристанью, а оттуда на «Терек», еще как встали на якорь, прокинули телефонную линию. Правда, поскольку свободных ячеек на коммутаторе не было, ее подключили только теперь, вместо одного из сигнальных постов.
Пока шли окончательные приготовления, японцы, как и ожидалось, переключились на бухту Миура. Стреляли не часто и целей своих явно не видели. Но, учитывая в несколько раз большую «населенность» и множество весьма чувствительных к детонации грузов во внутренней гавани, даже это было очень опасно.
Первые три залпа легли по гористым берегам и в воду довольно далеко от чего-либо ценного. Зато четвертый ухнул удачно. Начали сбываться панические пророчества Панферова. Форс осколков задел баркас с уложенными в нем ящиками снарядов для полевых пушек. От него и тары полетели крупные щепки. Следом детонировали 87-миллиметровые гранаты.
От взрыва, сопровождавшегося еще большим разлетом осколков, да еще и горящих обломков, пострадал стоявший неподалеку лихтер, загруженный жестянками и бочками с бензином и машинным маслом. Упавшие в него головешки успели выбросить, но часть бочек оказались сваленными на бок, от чего у двух из них выбило пробки, а одну распороло осколками. Вонючий мазут начал разливаться по внутренностям баржи, а частью выплеснулся в воду, расходясь цветными разводами по ее поверхности.
