Матросы из портовой обслуги немедля кинулись поднимать все, что упало и заделывать чепиками и подручными средствами побитые, но устоявшие емкости, скользя в масляных лужах. А один из катеров подошел, чтобы оттащить лихтер из опасного места.
От следующих залпов появились раненые среди занятых работами на барже и подошедшем катере. А вскоре попадание раскаленного осколка или искра от его рикошета запалила одну из бочек. Поскольку все вокруг было облито бензином и маслом, лихтер загорелся сразу весь. Катеру пришлось срочно отваливать, забрав обгоревших смельчаков. К этому времени горела даже вода вокруг него.
Японцы же, судя по всему, углядели, что от их снаряда рвануло сильнее, чем должно было, а потом еще и дымком потянуло, и стали бить чаще, и именно по этому месту. Противник уже миновал наше минное поле, без какого-либо ущерба для себя, и «Терек» начал отвечать. Поскольку ничего, даже близко похожего на систему Гейслера, которой оборудовались боевые корабли, на пароходе-крейсере не имелось, старший офицер лейтенант Шплет организовал передачу данных голосом, расставив людей по всем палубам.
Первый пристрелочный полузалп лег с большим перелетом и много в стороне от противника. Второй, несмотря на всю громоздкость импровизированной системы управления огнем, последовал меньше чем через минуту, и его снаряды упали уже гораздо ближе к цели. После этого полузалпы стали чаще, подбираясь к бортам японских кораблей. Но всего пара всплесков, к тому же не слишком больших и частых, их не смутила.
На исходе пятой минуты пристрелки, когда снаряды два раза подряд кучно легли вокруг головного японца, Ширшов приказал перейти на беглый огонь, сохраняя сопровождение по прицелу и целику. Все орудия русского вспомогательного крейсера, способные стрелять на левый борт, развили максимальный темп стрельбы, засыпав противника стальными гранатами.
Количество быстро переросло в качество. Прежде чем японцы успели среагировать, головному досталось. Сначала рвануло на шлюпочной палубе, потом на корме, после чего там что-то ярко вспыхнуло, и от жары начали хлопать приготовленные для боя снаряды. Снопы искр разлетались вверх и в стороны.
Прекратив обстрел, пароходы отвернули к востоку. С холма было хорошо видно, что подбитый сбавляет ход. Его быстро обгонял тот, что шел следом. Стрелять по гавани они уже и не думали, в растерянности пальнув пару раз по скалам, пытаясь понять, откуда им так неожиданно и больно вломили. Ширшов снова перешел на стрельбу полузалпами, пытаясь нащупать еще не пострадавшего противника, но тот все время петлял, уходя от накрытий.
В этот момент на мостике «Терека» произошел неприятный инцидент. Старший офицер, разгоряченный боем, при передаче очередных поправок прицела и целика ударил не достаточно расторопного, по его мнению, матроса, ретранслировавшего данные к носовому плутонгу. Причем одной зуботычиной на этот раз ограничиваться не собирался
17. Его порыв успели остановить штурман подполковник Саговский и вахтенный начальник Иноевс. Вероятно, разбирательства по поводу саботажа в машине, предшествовавшие походу, потом выявление смутьянов в экипаже, с последующим выдворением их на берег, а затем страшно секретное восстановление механизмов и спешная, опять же секретная погрузка с прорывом и прочей нервотрепкой уже здесь вконец измотали ему нервы.
Бой, между тем, еще не кончился. Спустя еще пять минут, так и не зацепив второго, снова перенесли огонь на подбитого противника, горевшего теперь еще и в задней части надстройки. Кроме того, густые серые клубы выбивались из-под крышки кормового трюма. С него стреляла только одна небольшая пушка на полубаке, но редко и все время с недолетами. Очень хотелось его добить, но попытка снова пристреляться не удалась. Сильно дымя и отплевываясь огнем, он все же смог выйти за пределы досягаемости, где его уже поджидал напарник. Там, застопорив ход, они потушили пожары и ушли на восток.
В бухте тем временем уволокли в дальний угол пылающий «мазутный» лихтер и возобновили разгрузочные работы, одновременно готовясь к обратному прорыву. Японцы в течение оставшегося дня, хотя и маневрировали в виду берега на трех-четырех судах, но больше не приближались.
А в бухте Миура все ждали плохих новостей с севера Цусимы, но к вечеру из Озаки сообщили, что тревога оказалась ложной. Дымы полностью рассеялись. Противник ушел, так и не показавшись на глаза. Кто это был, куда и зачем отправился – терялись в догадках. Связи с Владивостоком все так же не было.
С наступлением темноты разгрузку закончили и подготовились к обратному переходу. Приняли несколько пакетов со штабной корреспонденцией и 135 человек раненых, что не смогли отправить раньше по каким-либо причинам. Возникла было мысль уйти в открытую госпитальным судном. Но вспомнили, как перед цусимским боем командир «Синано-мару» хотел захватить наш «Белый Орел», чтобы расспросить его экипаж об эскадре, и передумал.
В начале двенадцатого часа ночи «Терек», крадучись, покинул Миура-ван, сопровождаемый всем наличным надводным флотом Цусимской базы. К этому времени обычных японских соглядатаев у протоки Ку-сухо уже отогнали миноносцы, так что, едва выйдя на чистую воду, сразу дали полный ход и двинулись на восток к Японии. Обратно шли по тому же маршруту, что прорывались на Цусиму, но теперь ночь была темной, пасмурной. Контактов с противником и его каботажем удалось благополучно избежать.
На рассвете на мостике снова появился командир. Скандала по поводу неисполнения его приказа о капитуляции не последовало. Вахтенный Иноевс сразу доложил о предшествовавших событиях, удостоившись лишь благосклонного кивка головой. Панферов был мрачен и неразговорчив. Когда считал, что его не видят, энергично тер виски и лицо. Нервничал. Офицеры знали, что во Владивостоке он пристрастился к кокаину, отсюда и неадекватность, случившаяся в бухте Миура. Видимо, принял «порошок от мигрени», да, оказалось, не вовремя.
Справа уже проплывали вершины гор островов Оки, выглядывавшие из-за горизонта. Потопили артиллерией две рыбацкие шхуны, оказавшиеся на пути. Шлюпки с них отпустили, не желая задерживаться. Вдалеке, под берегом маячили еще паруса, но гоняться за ними не стали из тех же соображений.
Вечером перехватили еще одну шхуну, шедшую с углем из Отару в Мозампо. Это было старое и очень грязное судно. С нее сняли экипаж и прикончили подрывным патроном. На переходе все время держали полный ход, и уже к вечеру 11 сентября достигли входных створов бухты Золотой Рог.
Едва ошвартовавшись к стенке порта, капитан второго ранга Панферов сошел на берег и отправился на доклад к командующему, прихватив штабные пакеты с Цусимы. Спустя неделю он был освобожден от командования по состоянию здоровья и уехал лечиться на воды, а его место занял бывший старший офицер «Сенявина» капитан второго ранга Артшвагер.
