При приближении к берегу появилась дымка, шедшая над водой широкими полосами, зато качка уменьшилась. Окрепший южный ветер, вероятно, отражаемый далеко выдававшимся в море мысом Кодомари, чьи зазубренные возвышенности уже виднелись милях в десяти справа, здесь пока еще не смог ее разогнать, из-за чего видимость местами сокращалась до полумили. Уже почти в самом входе в пролив шедший в голове «Громкий» сообщил, что видит небольшое паровое судно справа по курсу, уходящее к югу. Попытавшись обойти его с кормы, сразу наткнулись на второй пароходик, не обнаруженный нашими сигнальщиками, пока тот не выпустил несколько сигнальных ракет и не открыл огонь из малокалиберной старой пушки.
«Громкий» немедленно ответил своей артиллерией, забивая передатчиком еще даже не начавшееся японское телеграфирование. А «Грозный» и «Бодрый» увеличили ход и атаковали пароход, обнаруженный первым, догнав его с кормовых углов и обстреляв правыми бортами. Из-за плохой видимости воспользоваться торпедами не успели, быстро потеряв противников из вида, и продолжили поиск своей основной цели, все так же активно препятствуя переговорам по радио.
На подернутом зеленью крутом берегу, встававшем впереди из тонкого слоя мглы и теперь четко просматривавшемся с палуб и мостиков, сразу в нескольких местах открылась световая и дымовая сигнализация. Сомневаться в том, что о нашем визите наверняка очень скоро станет известно и в Хакодате, и в штабе военно-морского района Оминато, теперь не приходилось. Тем не менее Небогатов приказал миноносцам продолжать глушить радиопередачи, рассчитывая этим затруднить японцам связь с их судами, несшими дозор в море на подходах к проливу.
Пароходы, встреченные у входа, оказались кое-как вооруженными каботажниками, водоизмещением тонн в четыреста-пятьсот. От огня мелких скорострелок с проскочивших мимо эсминцев они оба быстро окутались паром и прекратили стрельбу, но свое дело сделали. Добить их предстояло «Нахимову», показавшемуся уже в тумане и остатках откатывавшихся на запад рассветных сумерек за кормой. Дальше за ним угадывались и массивные силуэты броненосцев. Светало.
А отряд Андржиевского, едва миновав на большом ходу линию ближних японских патрулей и сомкнув строй, угодил под новый обстрел. На этот раз, судя по всплескам, калибр был серьезнее, и пушки современные, скорострельные. Их снаряды рвались довольно близко, обдавая каскадами брызг и осколками. Но кто стреляет, в дымке было не видно. К этому времени с мачт наблюдателей уже убрали, так как при начавшихся частых сменах курсов «вороньи гнезда» временами обволакивало горячим дымом из труб. А с низких мостиков эсминцев не сразу удалось разобрать даже, откуда бьют, не говоря уже о том, чтобы понять – это еще один корабль или батарея на берегу.
Наконец разглядев вспышки дульного пламени сразу за мысом Таппи, где, судя по картам, в берег вдавалась небольшая бухта, сначала «Грозный», а следом за ним и «Громкий» с «Бодрым» дали самый полный ход и развернулись бортом к ним, начав отвечать, используя, по возможности, фугасные боеприпасы. Надеялись увидеть проблески от разрывов при попаданиях, но, дав пять залпов, так и не дождались результата. Никто не мог сказать, попали ли они в противника хотя бы раз. Зато в просвете мглы в том месте, откуда сверкали японские залпы, показались мачты и две близко стоящие трубы между ними. Судя по всему, это и была та самая брандвахта, о которой говорил японский телеграфист. По крайней мере, число мачт и труб совпадало.
Возобновление боя своих эсминцев впереди углядели и с «Нахимова» и даже с чуть отставших от него «Николая» и «Наварина». С гораздо выше расположенных надстроек больших кораблей вспышки вражеских залпов заметили сразу, как только миноносцы оказались под огнем. Но стрелять, ориентируясь лишь по едва заметным почти с полутора миль всполохам кордидного пламени, не рискнули. Хотя уже светало, под берегом, где стоял японский пароход, все еще сохранялась тень, полностью скрывавшая его и даже эсминцы, совершенно пропавшие сейчас в мешанине тумана и увязшей в нем угольной копоти из их же труб. Не зная точно, где они находятся, опасались накрыть и своих ненароком.
Быстро продвигаясь курсом, ведущим в пролив, броненосный крейсер и оба броненосца начали растягивать строй. При этом «Нахимов», бывший на полмили впереди, сразу держал руль прямо, чтобы пройти между подбитыми сторожевиками и быстро прикончить их, пока они не скрылись, используя батареи обоих бортов, и, в то же время, не подставляясь под бортовой огонь с них. Еще не приведенных к молчанию мелких пушек не опасались, но сохранялся риск нарваться на мину. Если у них есть аппараты, то торчат они, скорее всего, именно побортно.
Следом, глубоко вспахивая волны форштевнями, спешили «Николай I» и «Наварин», вильнувшие вправо, чтобы подойти ближе к берегу. Сейчас они уже ворочали на северо-восток, закрывая от брандвахты своими корпусами пароходы с пехотой. Развернув массивные башни на правый борт и изготовив все казематные орудия к стрельбе, ждали только сигнала, подтверждавшего, что на линии огня нет никого из наших. С них сверкал ратьер, передавая приказ эсминцам: «обозначить себя».
Как только чуть правее вспышек очередного японского залпа мигнули их позывные, главные калибры обоих броненосцев изрыгнули языки дыма и пламени. Саму цель ни наводчики, ни артиллерийские офицеры в рубках и на мачтах броненосцев все еще не наблюдали из-за дымки и тени от высокого берега. Тем не менее «Николай I» и «Наварин» дружно выпустили ровно половину снарядов, уложенных в казенники башенных пушек еще во Владивостоке, в надежде компенсировать неизбежно низкую в таких условиях точность мощностью используемых боеприпасов. Тяжкий грохот трех двенадцатидюймовок почти сразу дополнился рокотом казематных и противоминных батарей правых бортов.
Однако надежды не оправдались. Снаряды бесследно канули во мгле, а японские пушки били с прежней частотой. Пришлось повторить, потом снова и еще раз. Дав в общей сложности еще по три полузалпа главным калибром и восемь полных бортовых из казематов, наблюдали всего несколько разрывов в направлении цели. Были эти разрывы прямыми попаданиями или крошили скалы на берегу, не видели, но огонь противника прекратился.
Тем временем «Нахимов», оказавшийся севернее, уже практически прикончил обоих подранков, оставленных ему Андржиевским. Они беспомощно дрейфовали и хорошо горели, а тот, что был ближе, начинал заваливаться на левый борт, погружаясь носом. По ним больше не стреляли, давая возможность спастись остаткам экипажей. Часть шлюпок на сторожевых судах, похоже, уцелела, и их теперь спешно вываливали за борт.
Главные силы вели бой, поэтому останавливаться и тратить время на спасение не могли. Но в то же время пленные точно были бы не лишними, причем как можно скорее. С «Николая» передали на замыкавшие штурмовую колонну транспорты приказ: «Собрать выживших и срочно отправить миноносцем на флагман». Они точно должны были что-то знать о системе береговой обороны не только в устье, но и дальше в проливе.
К моменту прекращения стрельбы у мыса Таппи замедлившиеся пароходы с пехотой и начавший выдвигаться вперед, обходя их с левого борта, «Днепр» отставали от главных сил уже на три мили, вытянувшись в неровную колонну. В дымке, испачканной черными разводами от сожженного угля и бурыми выхлопами из стволов пушек, их едва было видно за кормой броненосцев, начавших углубляться в пролив, где тумана не оказалось вообще.
