Капитанов задержанных судов такое положение вещей вполне устраивало. Словить шальную мину в борт не хотелось, а вынужденный простой им компенсировали углем, отпустив трофейного топлива со складов по пять ходовых суточных норм за каждый день ожидания. Еще хлеще с провизией. Разрешалось брать все что угодно, без ограничений в объемах. Вывозить это все равно не собирались и задерживаться здесь надолго тоже. Так что на тот момент казалось, что за наши «проказы» платят японцы. Уже после, просидев в Цугару вторую неделю, когда гарнизон и транспортная флотилия многократно разрослись, о такой щедрости пожалели.
Обещанное Владивостоком подкрепление появилось во второй половине дня 19 сентября. О примерном времени подхода конвоя была получена телеграмма еще утром. Так скоро его еще не ждали, так что были приятно удивлены. Перед обедом, работая малой мощностью передатчика, удалось связаться по радио и с его охранением. Около двух часов пополудни с шара, поднятого над «Днепром», углядели на северо-западе большое дымное пятно. Оно приближалось откуда и должно было. Об этом немедленно сообщили на «Николая», стоявшего на якоре в бухте Мацумаэ, куда он вместе с «Навариным» перешел только с рассветом для оказания помощи местному гарнизону.
Получив телеграмму с указанием пеленга на цель, Небогатов приказал отозвать и принять на борт десантные роты, вовсю воевавшие на берегу, и с обоими броненосцами двинулся навстречу. Спустя три часа он уже взял под свою охрану пароходы «Тобол», «Ростов» (один из сасебских трофеев), «Алантон», «Сент-Кулдо», «Силурним», «Суробайя» и «Охотск».
На них очень плотно размещались части 117-го Ярославского пехотного полка и 1-го и 2-го Восточно-Сибирских запасных батальонов, две саперные роты, а также 1-й дивизион 31-й артиллерийской бригады, 12-я артиллерийская бригада в полном составе, две бригады тяжелой крепостной артиллерии и три крепостные пулеметные команды. В общей сложности 5700 человек пехоты, почти полсотни полевых пушек и две дюжины осадных шестидюймовок в двести пудов. Кроме войск и артиллерии на пароходах были еще патронные 120-миллиметро-вые пушки, для береговых батарей, привезенные с боезапасом через всю страну с балтийских фортов, уголь, провизия, амуниция и прочие виды снабжения.
С ними шел еще угольный пароход из бухты Владимира и два судна с прочим снабжением из Николаевска. До встречи с нашими броненосцами транспорты охраняли только что оборудованные вспомогательные крейсера «Сунгари» и «Амур», бывшие «Аризона-мару» и «Граф Валдерсее». Хотя оба они еще совсем недавно закончили переоборудование, а экипажи только осваивали свои корабли, их отправили в море, так как больше было просто некого.
Еще когда Небогатов приказал вызвать конвой по радио, минный квартирмейстер, работавший на аппарате «Николая», сообщил, что отчетливо принимает телеграфирование Владивостокской станции, только что передававшей депешу для наших крейсеров, находящихся в море.
Это оказалось совершенно неожиданным, ведь все предыдущие дни ничего подобного не получалось. После недолгих обсуждений пришли к выводу, что вероятной причиной тому были высокие гористые берега пролива. Очень скоро представилась возможность проверить работоспособность тонкой техники. Когда транспорты и их эскорт были опознаны, по распоряжению Небогатова минеры флагмана с первой же попытки установили устойчивую радиосвязь со штабом флота.
Сообщив во Владивосток, что конвой встречен, приняли ответную квитанцию в получении с пожеланием удачи. К этому времени с «Амура» уже отмахали флажками, что имеют пакет для адмирала с новым боевым приказом и инструкциями. Крейсер тут же призвали сигналом, для его передачи, а броненосцы начали занимать позиции на флангах каравана, шедшего в двух неровных колоннах до этого только с крейсерами в голове и в хвосте.
Вместе с пакетом штабной почты Небогатов принял краткий рапорт от командира «Амура» капитана второго ранга Генке о плавании. Все прошло спокойно, хоть и опасались перехвата японскими крейсерами вскоре после выхода. Вероятно, противнику о конвое просто не было известно.
Без каких-либо происшествий броненосцы и ведомые ими суда вскоре вошли в пролив, снова отметив работу японских гелиографов, правда, только у мыса Таппи. Далее вдоль берега никаких признаков активности уже не отмечалось. Спустя еще несколько часов конвой вошел в залив Хакодате под защиту минных заграждений и батарей, а оба броненосца совершили вояж к мысу Сириязаки, где обстреляли батарею, показавшую себя еще в день нашего прихода.
Но главной целью этого рейда стал сеанс радиосвязи со штабом курильского гарнизона. Как и ожидалось, выйдя в Тихий океан, станция «Николая I» уверенно могла переговариваться с Итурупом. Помимо обмена оперативной информацией согласовали экстренные способы связи и время штатных сеансов для радиопереговоров, после чего вернулись в порт.
Ни одного японского сторожевого судна за весь короткий рейд броненосцев на горизонте так и не показалось. Как теперь знали из радио, кроме сбежавшего от эсминцев более недели назад быстроходного парохода и другого судна, осматривавшего северное побережье Шикотана на следующий день, не видели их и у Курильских островов. Это казалось, по меньшей мере, странным. Давно пора было появиться хотя бы какой-то разведке от японского флота. Это уже становилось подозрительным.
Штаб Небогатова весь переход от Сириязаки до Хакодате провел в обсуждении вариантов возможных ответных действий противника, но ни к каким выводам прийти не удалось. Слишком мало еще имелось сведений о нем. Оставалось ждать удара везде и крепить оборону всеми доступными средствами. Благо они теперь имелись. Подвижки в этом направлении уже были.
К приходу конвоя кораблями второго броненосного отряда, его мобилизованными трофеями и приданными пехотными батальонами полностью контролировались ключевые позиции на всем северном берегу пролива Цугару. Была отбита у противника и расширена сеть береговых сигнальных постов. Связь между ними начали улучшать прокладкой дополнительных телефонных и телеграфных линий и организацией коммутатора в Хакодате для замены сгоревшего телеграфа.
Все оборудование и большую часть провода для этого нашли на складах и одном из пароходов в порту. Также удалось восстановить сообщение с Есаси, а через него с островом Окусири, который теперь тоже контролировался нашим гарнизоном. Туда уходил подводный телеграфный провод.
Успели организовать комендатуру, в чем сильно помогла местная православная община, созданная еще отцом Николаем, основателем японской православной церкви в Хакодате. Хотя с началом войны японские настоятель, катехизатор и регент Хакотдатской православной церкви были высланы из города по подозрению в сотрудничестве с русскими тайными агентами, удалось найти троих человек из старого прихода, согласившихся исполнять обязанности переводчиков, столь необходимых для функционирования временной администрации, подчинявшейся военному коменданту. На иждивение этой японской администрации передали и каторжан, доставленных на трофейном судне в Хакодате вместо Кусиро, заодно с их охраной.
Продолжались работы по перекраиванию гаубичной батареи на горе, возвышавшейся над портом. Сами пушки, снятые с транспортов по одной с каждого, были уже затащены на вершину, и их уже начали ставить на места, в том числе заменяя разобранные и просто оттащенные в сторону тяжеленные гаубицы. Западнее гавани, на отлогом склоне чуть выше руин старого форта, полностью заново обустроили противоминоносную батарею из восьми трехдюймовок, тоже с пароходов.
