Когда утром 25 сентября на «Николае» подвели итоги, получилось, что вторая ночь обошлась гораздо меньшими потерями. Пострадали только патрульные силы, потерявшие одно судно потопленным, и поврежденными в разной степени были еще восемь, что, по сути, обескровило их. Создавалось впечатление, что это делалось осознанно. В западном устье видели корабли, явно искавшие наши патрульные суда. А в проливе, помимо стоянки броненосцев, объектом целенаправленного нападения стала охраняемая гавань Есан под мысом Есамазаки, атакованная артиллерией и торпедами уже перед самым рассветом.
Однако трем батареям, развернутым в районе Касиваноте, удалось достаточно быстро отогнать противника и не позволить добить уже горящий угольщик и подбитые суда. В итоге от японских снарядов и торпед затонул только один из патрульных каботажников. Еще три были сильно повреждены, причем два из них пришлось приткнуть к отмели, чтобы не потерять. Основной удар принял на себя волнолом из затопленных пароходов и шхун. Все пушки на нем вышли из строя. Отмечалось, что артиллерийский огонь с японских истребителей был необычайно плотным.
Одновременно с проливом Цугару и бухтой Мацумаэ в ночь с 23-го на 24 сентября подвергся нападению и порт Муроран. При этом с самого начала нашим радиопереговорам активно препятствовали мощной искрой со станций типа «Маркони». Помехи сохранялись на протяжении всей ночи. Вдобавок оказалась перерезанной проводная связь крепости Хакодате с постами наблюдения на противоположном от Мурорана берегу у входа залив Уциура, так что ракетные сигналы об атаке, что подавали с «Нахимова», видели с горы Камиготаке и из селения Мори, но не имели никакой возможности сообщить об этом Небогатову. Отправлять посыльных в ночь не рискнули.
Вскоре после появления помех из современных скорострельных орудий среднего калибра был обстрелян город и окрестности. Хотя ни в порту, ни судам в гавани не было нанесено каких-либо серьезных повреждений, это позволило другим участникам атаки проникнуть в бухту и добиться определенного успеха. Этому способствовало отсутствие бона на большей части прохода, оказавшегося испорченным в результате саботажа как раз накануне. Скорее всего, не обошлось без лазутчиков. Но авторы диверсии явно знали, что и как лучше испортить, значит, участвовали и местные докеры. Нападавшая сторона, видимо, была проинформирована об этом.
Энквист, как старший на рейде, едва получив доклад о появлении радиопомех, распорядился объявить боевую тревогу и предупредить армейский гарнизон и брандвахту. Поскольку местность вокруг порта не годилась для высадки десанта, побережье практически не охранялось. Следили только, чтобы не было никакой сигнализации.
Когда началась стрельба, все огни в порту, в городе и на ближайших возвышенностях уже погасли. Спустя какое-то время увидели небольшое судно, пытавшееся пробраться в гавань. Его осветили, обнаружив рядом с ним еще несколько, опознанных как минные катера.
Огнем с брандвахтенного парохода и пушек с мыса их частью уничтожили, частью отогнали. Но оказалось, что это еще не все. Скоро сразу две торпеды взорвались среди портовой мелочевки, выставленной на якорях у борта броненосного крейсера, стоявшего в глубине бухты. При этом две большие деревянные угольные баржи со свешенными за борт дощатыми щитами, использованные в этом импровизированном заграждении, оказались разбиты в щепки. Кто выпустил торпеды, не разглядели из-за темноты.
После взрывов часть горящих обломков упала на палубу и надстройки «Адмирала Нахимова» и вызвала множественные небольшие возгорания, переранив много народу на верхних постах. Сначала казалось, что повреждения этим и ограничились. Однако вскоре из низов доложили, что от сотрясения вышли из строя некоторые вспомогательные механизмы, а осмотр подводной части показал, что повреждена ее медная обшивка.
Остаток ночи прошел тревожно. У входа в порт все время видели неясные тени. Южнее города в скалах на берегу дозорные наткнулись на догоравший костер. Никого вокруг не обнаружили, но в том, что это был явно сигнал для атаковавших порт кораблей, сомневаться не приходилось. К утру все стихло, в том числе и помехи.
После анализа всех сообщений береговой наблюдательной службы, сигнальных вахт крейсера и дозорного парохода пришли к выводу, что порт атаковали минные катера под прикрытием обстрела с крейсеров или вооруженных пароходов. Но сколько было катеров и пароходов, никто сказать не мог. Три катера, судя по найденным обломкам и спасательным кругам, достоверно удалось потопить в гавани. Спасшихся не было. Выловили только несколько пробковых поясов. Остальные, судя по всему, отошли.
День 24 сентября прошел спокойно. Связавшись наконец по радио с Хакодате, узнали, что там, и не только там, этой ночью тоже было шумно. Из штаба Небогатова предупреждали, что противник ведет активную разведку пролива и окрестностей малыми судами, из чего следует, что возможны повторные атаки.
Хотя вокруг Мурорана ни на море, ни на суше никакого движения не отмечалось, что подтверждалось и постами с Камагатаке, господствовавшей над округой, это спокойствие казалось обманчивым. Контр-адмирал Энквист был ограничен в средствах обороны еще больше, чем его непосредственный начальник в Хакодате. Починить бон явно не успевали, и загородить проход было нечем. Пушек почти не было, подходящих для мобилизации пароходов считай тоже. Пришлось срочно принимать превентивные меры.
В первую очередь на нескольких рыболовных судах, вооруженных пулеметами, отправили отряд моряков и роту пехоты осмотреть городок Дате, до которого ранее просто не «доходили руки». В довольно обширной сельскохозяйственной долине, где он располагался, протекали сразу две серьезные реки, в устьях которых вполне могли затаиться мелкие недобитки.
Когда подошли к рыбацким пристаням селения, плотно облепленным джонками, весь обширный залив Уциура, раскинувшийся прямо по курсу и слева, просматривался сквозь легкую дымку почти насквозь. Ни одного суденышка на его водной глади не было видно. А над сизой мглой со всех сторон возвышались горы. Только за спиной водная гладь убегала до горизонта, в океан. Справа за тонкой линией совсем близкого пляжа теснились маленькие аккуратные домики, сплошь из дерева. Среди них иногда попадались строения побольше, имевшие уже черепичные крыши. Никаких каменных зданий не просматривалось. А за окраинами, до самых горных склонов, вдали все было покрыто аккуратными пятнами уже убранных полей.
Берег под бортом и сам залив казались абсолютно мирными, но это все же был чужой берег. И ждать оттуда можно было чего угодно. Чуть дальше к северо-западу, за окруженным рифами мысом Арутори имелась еще и бухта Усу, подходы к которой также перекрывали показавшиеся из воды с отливом серые скалы. Но вполне могло оказаться, что среди них имелся проход, известный японцам. Следовательно, и там тоже могли отстаиваться приходившие ночью катера. Они могли добраться досюда из Кусиро вдоль южного берега Хоккайдо и подготовиться к нападению, а может, и вовсе укрывались здесь с самого нашего появления в этих водах, выжидая подходящего момента или сигнала.
Уже ближе к вечеру выяснили, что в городе ни войск, ни ополченцев нет, но на реке Осару, уже за пределами Дате, нашли вельбот с вспомогательного крейсера «Сайко-мару». Его экипаж и несколько вооруженных «активистов» из местных ушли с перестрелкой в лес на ближайшем горном склоне, предварительно подпалив свою шлюпку. Так что в ней, после того, как потушили, не удалось обнаружить ничего полезного, способного объяснить ее появление и местонахождение самого крейсера.
