– Нет! Это… я же говорю, это для благотворительности.
– Ну, мы тоже те ещё благотворители, а, Джес? – Одним ловким движением Джарроу выхватывает поводок Леди из моей руки и передаёт его брату, и тот наматывает поводок на кулак.
Джесмонд кивает.
Джарроу продолжает, в её пронзительном голосе звучит нотка настоящей угрозы:
– Вишь ли, я не знаю наверняка, что это твоя собака, а? Мы можем просто сдать её полиции как бродяжку, а ты же знаешь, что делают с бродяжками, ага?
Я чувствую некоторое торжество. Хоть я и напугана и уязвима, пустую угрозу я различить всегда смогу. В других обстоятельствах я, возможно, рассмеялась бы.
– Ну, вперёд, – говорю я немного даже дерзким голосом. – Она чипирована. Вас, скорее всего, привлекут за кражу собаки.
Дрогнули ли близнецы Найт перед лицом этого заявления? Как бы не так.
– Чипирована? – переспрашивает Джарроу, наклоняясь к Леди. – В смысле, вот примерно тут? – Она кладёт руку Леди на шею, как раз туда, куда собакам имплантируют микрочипы. – Прямо под кожей, ага? Не думаю, что это станет для нас особой проблемкой, а, Джес?
Джесмонд мотает головой.
– У последней всё быстро зажило.
Они поворачиваются кругом и начинают шагать прочь от нас, таща за собой Леди и оставляя меня стоять с разинутым ртом и мерзким ощущением в животе.
Я правильно их поняла? Да ну нет, конечно.
– Стойте! – говорю я.
Они останавливаются и оборачиваются, ухмыляясь.
Я решаю воззвать к лучшей их стороне, если у них вообще имеется таковая.
– Просто отдайте нам собаку. Пожалуйста.
– Твоя бабка будет до смерти рада снова её увидеть, а? – говорит Джесмонд, и я киваю.
Он продолжает:
– Она, наверное, решит, что не помешает дать нам вознаграждение. Ну знаешь – «вознаграждение за пропавшую собаку», как на фонарных столбах. А это обычно минимум полсотни фунтов.
Джарроу подходит к нам поближе.
– Мы возьмём его сейчас, ага? Зачем напрягать старушку. Сколько у тебя есть? Давай-ка глянем.
Я неохотно лезу в карман и достаю из кармана джинсов десятифунтовую банкноту, которую ба заставляет меня носить с собой на случай крайней необходимости. Считается ли это крайней необходимостью?
Проблема: рука в перчатке не влезает в карман джинсов. По крайней мере, поначалу. При обычных обстоятельствах вы бы просто сняли перчатку, чтобы рука влезла в карман, но я не могу этого сделать, не раскрыв своей невидимости. Неуклюже (и, скорее всего, странно, если смотреть со стороны) я всё-таки засовываю руку в перчатке в карман, где хранятся деньги. Я хватаю купюру и резко вытягиваю руку.
Рука выскальзывает – и из кармана, и из перчатки, которая остаётся в этом кармане торчать.
Пару секунд я размахиваю явно отсутствующей ладонью, прежде чем отвернуться. Со стороны выглядит так, словно я только что оторвала себе руку.
Я слышу, как Джарроу негромко ахает, а Джесмонд шепчет:
– Что за…
Но уже через миг я всё поправляю и снова поворачиваюсь к ним, протягивая деньги выглядящей совершенно нормально рукой в перчатке.
Джарроу выхватывает у меня купюру. Она уже собирается повернуться, когда брат останавливает её. Он по-прежнему таращится на мою ладонь.
– Ты видела?.. Что это?..
Он просто не в состоянии облечь свои мысли в слова, да и кто его обвинит? Полагаю, что он хочет сказать на самом деле, так это: «Ты видела, что её ладони только что вдруг не оказалось на месте? Её рукав просто опустел? Перчатка застряла в кармане, а ладони не было?» Но он слишком ошарашен, чтобы связать два слова.
Вдруг Джароу говорит:
– Погодь, а Лондонец? Чё у тебя есть? Есть бабки?
Бойди вёл себя очень тихо. Тихо? Молчал в тряпочку. Для такого здоровяка он делается странно бессильным, когда надо противостоять этим двоим.
– Ничего.
Оправившись от шока, Джесмонд переходит к тому, что по сути своей является уличным грабежом, только без насилия.
– Ваще ничего? Ты вышел на улицу и даже не взял денег на пирожок? Я те не верю. Мне что, самому проверить?
Джесмонд делает угрожающий шаг в сторону Бойди, и этого хватает. Бойди достаёт из кармана пятифунтовую банкноту и какую-то мелочь.
– Я так и думал, – говорит Джесмонд. – Большое вам спасибо за вознаграждение. Это, конечно, было совершенно необязательно, – преувеличенно вежливо добавляет он.
Потом он швыряет поводок Леди на землю, и близнецы уходят в ту сторону, откуда явились.
Но ведут они себя странно, склонив головы друг к другу и что-то оживлённо обсуждая. Я вижу, как Джесмонд приподнимает правую ладонь, демонстрируя её сестре. Они удалились уже примерно на десять метров, когда Джарроу оборачивается.
– Эй, Пиццелицая! На твоём месте я б не снимала маску. Так гораздо лучше!
Глава 21
У Бойди от злости покраснело лицо. Уголки его губ опущены вниз, образуя идеальную дугу недовольства, и я прекрасно вижу, что злится он не только на близнецов, но и на себя самого – за то, что ему не хватило смелости дать им отпор. Я не то чтобы виню его, но это и не важно: он винит себя за двоих.
Я уже собираюсь посоветовать ему плюнуть на это, как вдруг чувствую что-то не то.
Начинается всё с кончиков пальцев – болезненное такое покалывание, поднимающееся к голове. К тому времени как мы с Бойди проходим значительную часть пляжа, я чувствую, что по моей спине катятся струйки пота, а вся кожа словно пенится.
– Подожди-ка, Бойди! Стой, – окликаю его я. – Я себя странно чувствую.
Мой желудок сокращается, я падаю на колени, и меня тошнит на песок.
– Ты в норме, Эфф? – спрашивает Бойди – несколько бессмысленно, потому что я очевидно не в норме. – Мне позвать кого-нибудь?
Потом странное ощущение проходит так же быстро, как началось. Я поднимаюсь на ноги, сплёвывая изо рта вкус рвоты. Я снимаю перчатку: хочу пощупать мурашки, ползущие по лицу.
И вижу её.
Свою ладонь.
Я снимаю вторую перчатку и закатываю рукав. И вижу и руки тоже!
– Бойди! Бойди! Я снова тут! Смотри!
Я снимаю маску и парик.
Леди подскакивает ко мне с облегчением – мне кажется, оттого что снова меня видит.
Бойди оглядывается и смотрит на меня, а потом медленно расплывается в улыбке.
– О да, – говорит он, кивая. – Вот так куда менее странно, Эффи!
Глава 22
Спустя час я возвращаюсь домой с Леди и Бойди. Ба по-прежнему нет, но скоро она должна прийти. Мы с Бойди стоим в гараже и смотрим на солярий.