Легко насмехаться над идеями, поступками и умозаключениями исследователей, работавших 100 лет назад, будь они представителями мейнстрима или людьми, работавшими на задворках настоящей науки. Гораздо труднее полностью погрузиться в привычный тип мышления отдельно взятой эпохи и увидеть реальность такой, какой ее видели эти мужчины и женщины. Надеюсь, я не занимаюсь первым, а для второго у меня недостаточно амбиций и знаний. Замечу лишь, что великий культурный разрыв (термин, предложенный Ч.П. Сноу в 1959 году
[156]) тогда еще не произошел, и радикально рационалистическое и материалистическое отношение к науке еще не до конца сложилось в ролевую модель для ученых. И несмотря на то, что научные эксперименты Стриндберга не имели большого значения для химии, они оказали важное влияние на его рост как писателя. Будущий лауреат Нобелевской премии по химии Теодор Сведберг писал в 1918 году, что «его научные изыскания, без сомнения, в значительной степени обогатили его произведения, добавив в них новые свежие образы, и необычным способом заставили его близко соприкоснуться с окружающим миром»
[157].
Очевидно также, что Стриндберг обладал и практическими талантами. Химик и историк химии Джордж Б. Кауфман попытался воспроизвести эксперименты Стриндберга в 80-х годах, причем он даже провел долгое время в последней квартире Августа, «Голубой башне» в центре Стокгольма. Следуя инструкциям Стриндберга в таких журналах, как L’Hyperchimie, он получил оксиды и гидроксиды железа, которые, очевидно, являлись конечным продуктом «синтеза золота». Он пришел к заключению, что синтезированное вещество могло убедить лишь «человека, обладавшего таким же воображением и уже убежденного», каким и был Стриндберг. Но затем он взглянул на настоящие артефакты – полученные Стриндбергом образцы, выставленные в Королевской библиотеке в Стокгольме и в библиотеке Лундского университета, – и был вынужден признать: «Эти образцы гораздо больше напоминали по виду золото, чем те, что получились у меня»
[158].
То, что образцы представляли собой оксиды и гидроксиды железа, было установлено почти сразу, поскольку Стриндберг предоставил их для проверки независимыми химиками (разумеется, он считал, что это нужно только для проформы). Результаты проверки настолько его огорчили, что на страницах одной из главных ежедневных шведских газет он публично обвинил инженера Юхана Ландина в том, что тот произвел ошибочный анализ.
Отеля «Орфила» больше не существует, но на здании, где он располагался, есть табличка в память о шести месяцах, проведенных в нем Стриндбергом, и о романе «Ад», который стал результатом его пребывания там. В этом романе он признает Матьё Орфила своим Магистром, упоминая его химический трактат 1817 года, который возник на его пути благодаря «Великим Силам» той необыкновенной весной и летом 1896 года.
Что касается покрывшихся пылью старых профессоров в университете Уппсалы, Стриндберг не так уж сильно ошибался на их счет. Его современнику Сванте Аррениусу едва удалось получить в старейшем университете Швеции степень доктора философии: старые профессора решили, что он явно не создан для такого блестящего заведения, и со временем ему пришлось спуститься вниз по академической лестнице до недавно образованного Стокгольмского университетского колледжа. Там он продолжил свою деятельность и поразил сообщество химиков по всему миру, продемонстрировав, помимо прочего, что в водных растворах таких соединений, как карбонат лития, ионы Li+ фактически плавают сами по себе (вернее, как мы уже видели, в шубе из молекул воды), а не в виде отдельных частиц Li2CO3. Так что в каком-то смысле Август опосредованно отомстил старым профессорам, когда Аррениус получил Нобелевскую премию по химии в 1903 году.
Действительно ли Август был последним алхимиком в Париже? Может быть, и нет. Алхимия как часть эзотерики и оккультизма до сих пор процветает в рамках своей собственной субкультуры, хотя можно предположить, что алхимикам, так же как химикам-любителям и создателям запрещенных наркотических средств и взрывчатки, сегодня гораздо труднее добыть реактивы, чем 100 лет назад. Но возможно, Стриндберг был последним знаменитым алхимиком, – разумеется, если не верить Дж. К. Роулинг, которая в 1997 году описала смерть Николя Фламеля в финале своей первой книги о Гарри Поттере. Фламель, которому принадлежал до сих пор существующий дом по адресу ул. Монморанси, 51, в двух шагах от современного Центра Жоржа Помпиду в самом сердце Парижа, приобрел посмертную славу создателя философского камня, но Стриндберга он не обогнал: Фламель умер в 1418 году.
В заключение, говоря о сверхъестественном, мне следовало бы добавить, что призрак Августа можно увидеть и услышать в отеле «Шевийон» (Hôtel Chevillon) в Гре-сюр-Луэн на юго-востоке Парижа – по крайней мере, так мне рассказывали, – хотя умер он в своей стокгольмской резиденции, «Голубой башне», в 1912 году в возрасте 63 лет.
В следующей главе мы вернемся к ментальным проблемам, которые совершенно определенно можно вылечить при помощи совсем несложной химии. Для этого мы перейдем к элементу, который в соединении с элементом, названным в честь Франции – галлием, – дает атомную массу золота, 197.
13
Простите мой французский: капитан Хэддок и страдания савойяров
В этой главе мы доберемся до труднодоступных долин в европейских Альпах, узнаем о том, каких продуктов там не хватает, о пользе торговли и о химической связи, о которой ваш школьный учитель химии мог вам и не рассказать, но которая заставляет наш разум взлетать над уровнем моря.
Пребывание в европейских Альпах, особенно в туристический сезон, означает, что вам постоянно напоминают как о героизме, так и о страданиях, которые приносит людям этот великолепный пейзаж. Во всех книжных магазинах Гренобля есть впечатляющие стенды, посвященные подвигам и приключениям здравствующих и преждевременно погибших альпинистов, и вам стоит лишь включить радио, чтобы услышать новости о первых в этом году смертях на склонах Монблана – высочайшей вершины Европы (4810 м).
Однако жестокость этого пейзажа раньше была более зловещей и скрытой, не видимой невооруженным глазом. Лишь после проведения определенных экспериментов с водорослями, собранными на пляжах Нормандии, мы начали понимать причину тех ужасных зрелищ и случайных встреч, которые выпали на долю швейцарского пионера альпинизма Ораса Бенедикта де Соссюра в отдаленной деревне недалеко от Аосты, на территории региона Пьемонт в современной Италии.
Соссюр, молодой профессор Женевского университета, отправился на одну из своих многочисленных прогулок по Западным Альпам, которые сейчас находятся на территории Швейцарии, Италии и Франции, а в то время были по большей части под юрисдикцией королевства Сардиния. В тот летний день 1768 года он набрел на маленькую деревню и, естественно, захотел узнать, где именно он находится, поэтому обратился к первому же человеку, которого встретил на деревенской дороге, но ответа не получил.
