В этот период в Афинах расцвело ханаанское предпринимательство, кредитование торговых операций, появился целый слой профессиональных инвесторов. «Размещение средств с целью извлечения прибыли было фактом очевидным и практиковалось оно разными категориями лиц, от мелких ростовщиков до нуворишей, которые покупали рабов и отправляли их на работу в серебряные рудники в ожидании постоянного дохода от их оброка»
[65], – отмечает Дж. К. Дэвис.
Если наследником колониального могущества Тира на западе Средиземного моря стал единокровный ханаанский Карфаген, то на востоке – греческие Афины. При этом афинские олигархи отлично осознавали, что колониальные методы Афин – источник множества несправедливостей. Перикл говорил афинянам: «Ваше владычество подобно тирании, добиваться которой несправедливо, а отказаться от нее весьма опасно». Ему вторил кожевенный магнат Клеон, вставший во главе партии Перикла после смерти последнего: «Не забывайте, что ваше владычество над союзниками – это тирания, осуществляемая против воли ваших подданных, которые злоумышляют на вас»
[66].
Столкновение Спартанского царства и афинской олигархии было неизбежным. В 460–445 годах до Р.Х. шла Малая (Первая) Пелопоннесская война, вспыхнувшая тогда, когда еще не была закончена война с Персией. Она не принесла победы ни одной из сторон и закончилась тридцатилетним миром, который был нарушен 14 лет спустя, когда афиняне ввели разорительные санкции против пелопоннесского города Мегары. Санкционная война с главным экономическим центром Эллады показала соседям Афин, что если ничего не предпринимать, то вскоре все они окажутся в экономических заложниках афинской политики.
В 431 году до Р.Х. началась подорвавшая силы всей Греции великая Пелопоннесская война. Зная, что Афины ничего не могут противопоставить на суше непревзойденным спартанским воинам, Перикл эвакуировал жителей Аттики за мощные городские стены. Вскоре из-за чрезмерной скученности населения в Афинах началась эпидемия, которая унесла среди прочих и жизнь афинского лидера. После этих событий война шла еще десять лет с переменным успехом.
Окончательно афинян погубила экспедиция в Сицилию, которую они собирались захватить, одновременно ведя боевые действия со Спартой. Этот авантюрный план закончился полным провалом. Афиняне и в Греции начали терпеть поражение за поражением, а в самом городе воцарилась политическая вакханалия смены правительств.
Тем временем спартанцы установили прочный союз с Персидской Империей. Сатрапы западных провинций с благословения царя обильно снабжали спартанского командующего Лисандра деньгами и кораблями. И в 404 году до Р.Х. для Афин было все кончено. Они подписали капитуляцию. Гордые афиняне были вынуждены отказаться от флота, срыть длинные стены, тянувшиеся от самого города до порта Пирей, и распустить свою морскую державу. Таким образом, ханаанская модель государственного строительства привела Афины с их олигархической демократией к глубочайшему упадку.
В Греции наступил период безоговорочной гегемонии Спарты. Однако он был недолгим и не принес счастья самим спартанцам, так как нравы побежденных стали развращать спартанских наместников – гармостов. «Лакедемоняне предпочитали прежде жить в умеренности дома, среди своих, нежели, будучи гармостами в чужих городах, развращаться лестью… прежде боялись они быть изобличенными во владении золотом, а сейчас есть среди них и такие, которые хвастают своим имущественным достатком… а ныне знаю людей, считающихся первыми среди спартанских граждан, которые озабочены, чтобы никогда не перестать быть гармостами за рубежом. Заботились ранее спартанцы и о том, чтобы быть достойными первенства, теперь же всё больше стремятся властвовать, нежели быть достойными власти», – сокрушался Ксенофонт в «Лакедемонской политии».
Против спартанской власти начали вспыхивать одно восстание за другим. Главными их зачинщиками выступали Афины и Фивы, два греческих полиса, ранняя история которых неразрывно связана с ханаанейцами.
Однако на фоне раздиравшей Элладу смуты все большей популярностью начала пользоваться новая, панэллинская идея. Греков призывали объединиться ради того, чтобы завоевать саму Империю, отомстить персам за сожженные во время похода Ксеркса храмы, прославиться и обогатиться. То, что в этом нет ничего невозможного, показал «поход десяти тысяч» греческих наемников, описанный его участником – историком Ксенофонтом – в знаменитом сочинении «Анабасис» (греч. «восхождение»). Греки приняли участие в гражданской войне в самом центре Персидской Империи, одержали славные победы и вернулись назад через враждебные сатрапии Месопотамии, Сирии и Анатолии, потеряв всего 1400 человек из 10 000. Эллада убедилась в превосходстве своей военной организации и дисциплины, некогда созданной спартанцами, над персидской.
А вскоре у северных рубежей греческого мира, погрязшего в войнах и смутах, начало возвышаться государство, не бывшее эллинским по своему происхождению, но усвоившее эллинскую культуру и воинскую премудрость. Речь идет о Македонии царя Филиппа, сыну которого Александру было суждено основать новую Империю.
Цивилизатор. Империя Александра Македонского
Греко-персидские войны и итоговая победа персов привели к губительному для них самих результату. Под воздействием внешней агрессии эллины сумели сплотиться и стали в большей степени, чем раньше, мыслить себя единым народом, а не афинянами, спартанцами, коринфянами и так далее. И это новое греческое единство было крайне враждебным по отношению к «варварской» периферии, прежде всего – Империи Ахеменидов.
Именно греко-персидские войны стали катализатором для возникновения у греков панэллинской идеи и вытекавшего из нее стремления совершить военный поход на Восток. При этом лучшие греческие умы понимали, что из-за политического разобщения греческих полисов им необходима внешняя сила, которая сплотила бы их для осуществления этого плана.
Историк Э. Фролов полагал, что панэллинская идея, развившаяся в IV столетии до Р.Х. в настоящую доктрину, «включала в себя целый ряд характерных элементов отчасти патриотического, отчасти монархического свойства: требование установления мира и согласия между греками и организации совместными усилиями отпора вмешательству соседних варваров в греческие дела; желание перенести войну в Азию и решить больные проблемы Греции за счет Востока; наконец… намерение поручить исполнение этих больших „национальных” задач сильной авторитарной власти, будь то какая-либо из младших греческих тираний или македонская монархия»
[67].
