К тому времени, когда Диоклетиан утвердился на троне, Христианская Церковь выросла в большую силу. Епископы обладали значительным духовным авторитетом. Христиане входили в военную иерархию, их было немало в числе солдат и командиров, вошли они и в гражданскую бюрократию. Но Церковь жила своей жизнью, не соединяясь с государственными структурами Империи и отрицая официальную языческую религию государства. Она выросла во влиятельную ветвь власти, своего рода государство в государстве, существующее параллельно бюрократической системе и отнюдь не в союзе с ней.
Высшая власть должна была считаться с этой новой реальностью. Постепенно в сознании Диоклетиана и служившей ему имперской бюрократии выработалось представление о своего рода «христианской угрозе». Хотя новая волна гонений против Церкви могла привести к серьезным внутриполитическим осложнениям и подорвать с таким трудом установленный мир, тем не менее Диоклетиан решился на то, чтобы подвергнуть христиан жесточайшим репрессиям. Христианские общины уже неоднократно испытывали на себе гонения со стороны римских властей, но диоклетиановы по силе превзошли все предыдущие. Большинство чтимых ныне Церковью святых мучеников были жестоко убиты именно в это время.
Однако преследования, пытки и казни привели на деле к тому, что у Церкви только увеличилось число приверженцев, а ее авторитет значительно возрос. Христиане не составляли заговоров, не поднимали восстаний, не пытались свергнуть императора, но в вопросах веры они ему просто не подчинялись, предпочитая терпеть мучения и идти на смерть.
Государственная власть оказалась бессильна в борьбе с Церковью, но тут виной не какие-либо антигосударственные настроения, царившие в христианских общинах, а упрямая твердолобость Диоклетиана в религиозной политике. Империи требовался новый религиозный и нравственный идеал вместо агонизирующего язычества.
Старое, патриархальное язычество римлян умирало. Повсюду распространялась скептическая философия, которая убивала остатки язычества. Общество очень хорошо понимало, что деревенская вера далеких предков совершенно не соответствует тому громадному зданию Империи, которое выросло на месте Римской республики времен Катона и Сципиона. Поклонение простоватым божкам, принесение им жертв выглядело смешным и нелепым как в глазах людей образованных, так и в глазах представителей власти.
В Римской Империи II–IV столетий официальное язычество приняло тот же вид, что и марксизм-ленинизм последних двух десятилетий СССР. Все были обязаны строго придерживаться казенной идеологии, чтобы не утратить репутацию благонадежного человека и не подвергать опасности свой социальный статус, но при этом лишь очень немногие серьезно относились к навязшим в зубах лозунгам.
Историк Церкви В. Болотов писал: «Когда явилось христианство, цивилизованный мир язычества до того уже изверился в свою религию, что нужно удивляться, как мог он отстаивать эту религию целых три века. Язычники в богов своих верили меньше, чем сами христиане, боровшиеся с ними. Для христиан эти боги были по крайней мере демонами, тогда как интеллигентный язычник склонен был считать их просто за выдумку… Языческие боги ко времени появления христианства потеряли доверие общества… История свидетельствует о скептическом отношении языческой интеллигенции к религии. Но, несмотря на скепсис, эти люди предпочитали лицемерие отпадению от прежней веры. Объяснять эту приверженность из корыстных мотивов нельзя (жрецы проходили часто и другие государственные должности, которые бывали важнее и жреческих). Причина этой приверженности к религии лежит в том, что языческая религия была государственною в преимущественном смысле слова. Рим не только признавал свою религию: идея государственности тесно переплелась у него с идеей религии… Отмена религии, казалось, грозила падением славному римскому государству. Вот почему образованные люди считали необходимым поддерживать государственную религию; это было для них делом политической необходимости»
[179].
Многие римские императоры, начиная с Августа, понимая, какое значение имеет религия для благосостояния государства, пытались укрепить религиозное начало в сердцах подданных, прежде всего, из-за опасения, что на Рим вновь обрушится ханаанский упадок нравов. Они очень хорошо видели также, что без религиозности государство утратит основу своего благосостояния. Однако все их усилия не достигали цели. Империя нуждалась в новом возвышенном религиозном и нравственном идеале вместо разлагавшегося язычества. Истинная вера, которую проповедовал Христос, должна была занять место архаичной невнятицы. И язычество, даже поддержанное государством, не могло сопротивляться самому Божественному откровению.
Эпоха гонений на христиан
В условиях Империи христианская община росла чрезвычайно быстро. Апостольская проповедь сделала распространение христианства ошеломляюще стремительным. Конечно, даже при Диоклетиане и Константине христиан все еще было меньшинство. Но это меньшинство было отлично организовано, рассеяно по всей громадной Империи и даже вышло за ее пределы.
Богослов и ритор Тертуллиан восторженно описал то состояние христианства, к которому оно пришло к началу III столетия: «Да в кого же, как не в Христа, уверовали все народы? Да в кого же уверовали и другие народы: парфяне, мидяне, эламиты, жители Месопотамии, Армении, Фригии, Каппадокии, Понта и Асии, Памфилии, Египта и частей Африки, находящихся за Киринеею, и жители Рима, и жившие тогда в Иерусалиме иудеи, и другие народы, и разные обитатели Гетулии, многочисленные жители Мавритании, все пределы Испании, разные народы Галлии, и недоступные для римлян места Британии, но подчиненные Христу, а равным образом – сарматы, даки, германцы, скифы и многие отдаленные народности и многие острова и провинции, неизвестные нам, которых мы не можем и перечислить?»
[180]. Обращаясь к римским властям, Тертуллиан говорил: «Мы существуем только со вчерашнего дня и, однако, мы наполнили все ваше: города, острова, крепости, муниципии, соборики, лагери, трибы, курии, дворец, сенат, форум»
[181]. За этими словами блистательного ритора стоит реальность общественной жизни, где голос христиан становится все более и более значительным.
Этот невиданно скорый рост тем более удивителен и тем более вызывает мысли о небесном покровительстве в отношении раннехристианской общины, если принять во внимание то, сколь трудным было существование христиан в первые века Римской Империи. Сам Бог вел Христианскую Церковь к слиянию и симфонии с обновленной Империей. Но на этом пути Церковь претерпела несколько волн гонений.
