Монашество
Христианское монашество появилось задолго до эпохи Юстиниана, однако именно на годы его правления приходится золотой век иночества.
Первые общины христианских отшельников образуются в IV веке в пустынях Египта, являвшегося тогда частью Империи. Позднее монашество распространилось в сирийских и малоазиатских провинциях, а затем укоренилось и на Западе. С V–VI столетий монастыри задают духовную жизнь Империи и время от времени оказывают существенное влияние на большую политику.
Изначально иноки уходили из густонаселенных местностей, покидали города и селились в пустынях и горах, отыскивая самые удаленные от цивилизации пристанища для уединенного сосредоточения на молитве и самоотверженного служения Христу.
С течением времени положение изменилось. Иноки обрели немалый духовный авторитет, появилась даже своего рода «мода на монашество». К ним приходили за советом и благословением представители всех слоев населения, включая самих императоров. Как результат появилось городское монашество, несравненно более близкое к бурной жизни общества имперских мегаполисов. Так, например, Симеон Столпник, живший в V веке и проведший в подвиге стояния на столпе почти четыре десятилетия, принимал участие в общественной и политической жизни. Император Феодосий II и императрица Пульхерия отправляли к монаху-подвижнику своих послов и советовались с ним по церковным вопросам.
Историк П. Кузенков объясняет это явление, общее и для Империи, и для Древней Руси следующим образом: «Это византийская традиция: именно с монахами советовались и князья, и все другие влиятельные люди при принятии каких-то ответственных важнейших решений, и именно монахи были той совестью нации, совестью народа, которая концентрировала в себе самые важные, сокровенные ценности, характерные для православной цивилизации… Человек, ушедший от мира, оказывается интересен миру… Мир идет за монахом в пустыню: вокруг монастырей возникают целые поселения. Монахов это часто вынуждает уходить в другое место. Так, например, Антоний Египетский переменил не одно, не два места своего подвижничества, потому что постоянно вокруг него возникали целые городки… Подвижник в полном соответствии с заповедью становится светильником для мира. И хотя он, стремясь к чистоте своего подвижничества, пытается уйти от мира, мир сам находит его и возносит на ту высоту, на которой он светит уже миру. Со временем это приводит к тому, что возникает совершенно необычный феномен – городское монашество»
[235].
Известно, что при Юстиниане в Константинополе и его окрестностях существовало уже 67 монастырей. Число столичных иноков измерялось десятками тысяч.
Итак, монастырь находился уже не в нескольких днях пути от города, а в самом центре его, по соседству с дворцом и площадями, где бурлила народная жизнь с непрерывным обменом мнениями и непрекращающимися спорами. Более того, позиция монашества по тем или иным вопросам обрела в жизни имперского общества колоссальный вес, так что к нему должны были прислушиваться вельможи и сам император. Порой по особо чувствительным вопросам возникала полемика между авторитетными светочами иночества с одной стороны и патриархом или даже самим государем – с другой. Но как бы то ни было, сам факт существования независимого мнения монашеского сообщества, которое отреклось от жизненных благ ради служения Господу, оказывал оздоровляющее воздействие на всю духовную атмосферу в Империи.
Уважение и почтение, которые высшая светская власть оказывала иночеству, хорошо видны из 5-й новеллы «Гражданского кодекса Юстиниана», которая гласит: «Жизнь в монашеском подвиге является столь почтенной и настолько сближает с Богом человека, обратившегося к ней, что в состоянии стереть с него всю человеческую скверну и явить его чистым и достойным своей разумной природы, поступающим по большей части, согласно с разумом и возвысившимся над человеческими заботами».
Отношение Империи к монашеству станет самым объективным показателем, насколько совершенным является правление того или иного христианского монарха перед Богом. Монахи, «желая жития Ангельского», отказываются от всего, что им дорого в миру, и идут за Христом путем Царства Небесного, как указано в Евангелии. Император, верующий православно, осознает значение монастырей для своего царствования. Он понимает, что они задают верный ориентир, являются духовным маяком для всех подданных Империи и для него лично. Император, преследующий монастыри и монашествующих как людей бесполезных для решения сиюминутных политических задач, не верит в Царство Небесное. Такой царь не отдает себе отчета в том, что духовное сословие, усердно молящееся за него самого и его царство в этом мире, будет и в вечности его самыми верными защитниками.
Монахи – Христово воинство. Православный царь, если он мыслит себя слугой Божиим, всегда опирается в своих мыслях и действиях на этих воинов.
Ираклий (Геракл). Победитель персов
Восшествию Ираклия на престол предшествовал глубочайший кризис. Империя управлялась из рук вон плохо, на троне сидел свирепый узурпатор Фока, наводивший ужас на собственных подданных, но бессильный в борьбе с внешними врагами. Персия выказала столь значительное военное могущество, что в начале правления Ираклий, спасая свою державу от разгрома, должен был признать вассальную зависимость от персидских правителей.
Такая ситуация продлилось недолго, но она весьма наглядно иллюстрирует, в каком положении оказалась Империя. С севера ей угрожал иной, не менее опасный враг – многочисленные племена славян и аваров, а позднее и древних болгар. Сначала они вторгались в ее пределы с целью грабежа, но затем поняли, что самая ценная добыча – не золото Империи, а ее земли. Остановить их натиск было невозможно: славянские массы хлынули на Балканы, заселили имперские провинции и даже вышли к островам Эгейского моря.
В 626 году Константинополь едва не пал под натиском аварско-славянского войска, выдержав страшную осаду, но все же отбился от неприятеля на пределе сил.
Одновременно воевать с персами на восточном фронте и аварско-славянским союзом на северном Империя не могла. Ираклий какое-то время откупался от славян золотом, но затем коренным образом изменил свою политику по отношению к ним. Он стал передавать славянам опустевшие области Империи (в частности в малоазийской провинции Вифиния) на условиях военной службы, как это ранее делал Феодосий Великий с готами. Славяне влили свежую кровь в вооруженные силы Империи, превратившись из ее врага в ее ценный ресурс. Авары, лишившись поддержки славян, ослабели и впредь были уже не столь грозным противником.
ИРАКЛИЙ I
(610–641 гг.)
