Чем страшнее становилась ситуация, тем более явной потребность в идеологическом пуризме. Кто-то считал террор воротами в мир добродетели. Революционеры уже объявили свободу вероисповедания, конфисковали церковное имущество, а институт Церкви подчинили государству. Традиционную религию был призван заменить культ высшего бытия, или культ разума.
Противники революции называли это культом безумства. Террор показал истинное лицо многих из тех, кто в 1789 году выкрикивал оптимистические лозунги. И если воплощением революции стал террор, то воплощением террора стала гильотина. Жозеф Гильотен, врач, масон, член ложи «Девять сестер», мечтал об «обезглавливающем механизме», хотя ту модель гильотины, которая стала использоваться, сконструировал не он. Как многие братья, он был вдохновлен идеями Просвещения и идеализмом, царящим в среде первых революционеров. Во времена «старого режима» преступников колесовали, четвертовали, вешали, топили. В нарождающуюся же эпоху разума, считал Гильотен, казнь должна быть быстрой и безболезненной. 25 апреля 1792 года первым на гильотине был обезглавлен человек, совершивший вооруженное ограбление.
Доктор Жозеф Гильотен (1738–1814) демонстрирует макет придуманного им механизма. Рисунок позднего времени
Уже на следующий год, в разгар террора, «национальное лезвие» было испытано на тысячах жертв. Об этом ли грезил доктор Гильотен? Все, что творилось на парижской площади революции, в Европе обсуждали с ужасом (порой излишним) в течение нескольких десятилетий: выкрики толпы вслед проезжающим повозкам с осужденными на казнь, вяжущие внукам носки бабули на фоне падающего лезвия гильотины, лужи крови и плещущиеся в них собаки.
В конце концов, 10 августа 1794 года главный палач террора, якобинский вождь Максимилиан Робеспьер сам оказался на гильотине. Кровавое возмездие ожидало всех якобинцев.
Аббат Баррюэль взялся за масонов в уютном и безопасном кабинете дома на Эджвер-роуд. Итак, истоки заговора, приведшего к революции, уходят корнями в глубокую древность: еще в III веке в Вавилоне Сатана начал борьбу с Церковью Христа. Манихейство, наиболее ранняя из дьявольских ересей, представляло мир ареной великой битвы между добром и злом. Конечная же цель — слитие всех религий в одно кредо. Христос больше не путь, истина и жизнь, а лишь один из целого ряда духовных учителей человечества. Коротко говоря, христианству предстояло раствориться в синкретическом вареве. И, следуя за своими учителями манихейцами, масоны предлагают нам то же самое кушанье под обманчивым названием «религиозная терпимость».
Затем эстафету приняли «чудовищные богохульники» тамплиеры, поклонявшиеся рогатому идолу Бафомету. Будучи упразднены папой и королем Франции, выжившие храмовники поклялись отомстить всем монархам, папам и христианам в целом. Нашли приют они в Шотландии, где и их тайны, и их жажда мщения нашла выражение в масонстве.
Однако, как писал аббат Баррюэль, ужасные тайны, лежащие в основе масонских учений, коварно скрывались. Сложная система клятв и степеней масонства служила двум целям: скрывать самые темные намерения братства и соблазнять новых членов впитывать все большие дозы вызывающей привыкание идеологии «искусства». Наивных масонов заманивали все глубже и глубже в систему до тех пор, пока они не теряли всякую способность сопротивляться. Из обычных лож они переходят в оккультные ложи. От самых первых степеней они проходят путь, шаг за шагом, до степени Рыцаря Кадоша. И тогда-то им и открывалась ужасная тайна: масонские лозунги о братстве и свободе, казавшиеся столь безобидными, на самом деле провозглашали войну культу Христа и власти королей. Именно эта коварная миссия скрывалась за началом Французской революции.
Но не только масонство подпитывало революцию. Баррюэль отмечал, что кровавые якобинцы, самое рьяное крыло революционеров, пришли к власти, когда масонство объединилось с двумя другими группами заговорщиков.
Первыми из них были философы, мыслители и реформаторы Просвещения, замыслившие уничтожить христианство. Их было трое: Жан д’Аламбер, математик, выступавший редактором великого сборника рационалистической ереси, «Энциклопедии»; прусский король Фридрих II, который положил конец цензуре, объявил религиозную свободу и окружил себя безбожниками-интеллектуалами; и, что самое страшное, воинствующий атеист Вольтер. Проповедуя рациональность и терпимость, эти люди прививали безбожие и безнравственность. Затем философы увлеклись масонством, сливая свой заговор против христианства с масонскими планами свержения монархии. Последний из них, присоединившийся к «искусству», был самым влиятельным. Большую часть своей долгой жизни, как писал аббат Баррюэль, Вольтер был монархистом. Но втайне, с возрастом, он превращался в изувера, пока в 1778 году не принял масонскую клятву в ложе «Девять сестер».
Теперь для распространения идей Французской революции по всему миру было необходимо появление третьей, и самой смертоносной, ветви заговора. Это был дьявольский Крестовый поход против религий, правительств, всякой собственности и всякого закона — против какого-либо социального порядка. Ими стали иллюминаты. Это только кажется, что в 1780-е годы в Германии с ними расправились. В действительности они метастазировали, отправив во Францию своих людей, замаскировавшихся под поклонников Месмеровой теории животного магнетизма. Оказавшись в Париже, они приняли в свои ряды всех самых высокопоставленных масонов и философов и задействовали всю масонскую организацию в своей программе утверждения анархии и «всеобщего разложения». Так появились якобинцы, и судьба Франции была решена.
Баррюэль утверждал, что обладал информацией изнутри, потому что он сам в свое время присоединился к масонам. Подозревая «искусство» в чем-то дурном с самого начала, он пошел на попятную, когда пришлось давать слишком компрометирующие клятвы. Он слышал о намерениях главных заговорщиков из источников, которые он не мог раскрыть по соображениям безопасности. Но, к сожалению, он потерял разоблачительные письма заговорщиков, на которые он ссылался.
На наш взгляд, эта доказательная база так же хрупка, как и сама теория. Тем не менее всего через несколько месяцев после выхода книга Баррюэля получила поддержку: ведущий физик и математик Эдинбургского университета Джон Робисон опубликовал работу, осуждающую подрывные маневры масонов и иллюминатов. Баррюэль и Робисон работали совершенно независимо друг от друга. Поразительное сходство между их выводами усилило вес аргументов. В Соединенных Штатах паника вокруг иллюминатов началась в 1798 году. Даже Великобританию охватил страх перед тайными братствами. В 1799 году парламент принял Закон о незаконных обществах, запрещающий объединения, которые заставляли своих членов приносить клятву. Масонам пришлось очень постараться, чтобы остаться на плаву.
Недостатки «Записок по истории якобинцев» вряд ли стоит всерьез критиковать. Многие из людей, которых Баррюэль считал масонами, вовсе ими не были. Связь масонства с манихейцами и тамплиерами была обычным мифотворчеством шотландского устава. Единственное в анализе Баррюэля, с чем любой современный историк Французской революции может согласиться, — это существование формального преемства некоторых процедур, которые из лож перекочевали в политические клубы, в том числе общество якобинцев. Тем не менее нет лучшего способа показать бредовость любого объяснения Французской революции как масонского заговора, чем проследить за тем, что случилось со многими братьями после 1789 года.
