При Мюрате мир масонства с самого начала почувствовал на себе действие разнонаправленных политических сил. Со временем силовое поле еще более усложнилось, поскольку самого Мюрата начало раздражать вмешательство Наполеона в дела его королевства. Он стремился к большей автономии.
24 июня 1811 года, в День святого Иоанна, Мюрат председательствовал на грандиозном масонском обеде для полутора тысяч братьев со всей страны. Примечательно, что праздник проходил рядом с великолепным монастырем Санти Апостоли — шедевром архитектуры барокко. Мюрат, боровшийся с религиозными орденами, недавно выгнал оттуда монахов-театинцев. Увы, его изображений в церемониальных масонских одеждах не сохранилось.
Среди масонов, в тот день увенчавших свой обед чашечкой кофе, мороженым и ликером розолио, были итальянцы, занимавшие важные посты в наполеоновской администрации и вооруженных силах, а значит, бывшие ядром мюратовского политического электората. Естественно, местные жители, работавшие на него, оказались в двусмысленном положении, ведь свою власть они получили из рук иноземных захватчиков. Тем не менее многие из них были сторонниками реформ и им нравилось, как благодаря новому режиму в южноитальянское общество внедрялись идеи Просвещения: уходили в прошлое феодальные привилегии дворянства и духовенства, церковные земли приватизировались, а управление страной доверялось молодым и энергичным людям. Французское правление дало многим братьям-масонам возможность модернизировать свою родину в соответствии с идеалами рационализма, которые они пестовали в ложах. Были даже те, кто надеялся, что именно государство Мюрата ляжет в основу единой демократической Италии. Некоторые итальянские чиновники Мюрата были бывшими членами антифранцузских тайных обществ севера. И они были готовы следовать за Мюратом, если бы он ослабил гнет Парижа и стал номинальным главой независимого королевства.
Осознание масштаба опасностей, таящихся в масонских ложах Южной Италии, придет только в роковом 1812 году. Этим летом великая армия Наполеона в составе 600 тысяч человек продвинулась в глубь России. Как всегда, Мюрат был рядом со своим императором. Однако уже к декабрю подавляющее большинство солдат умерло от холода и голода. Император, авторитет которого был катастрофически подорван, вернулся в Париж, оставив почти полностью уничтоженную армию Мюрату.
В Неаполе люди начали задумываться о том, что будет, если империя падет. Именно тогда появилась новая опасная форма масонства. В декабре 1812 года, когда Мюрат все еще находился в Польше, его министры в Неаполе встретились, чтобы обсудить меры, которые необходимо предпринять в отношении нового тайного общества. Его представители исповедовали идеи, очень близкие масонским: братская любовь, клятвы, ритуалы, символы и, конечно, тайны. Его члены называли себя не масонами, а карбонариями, то есть «угольщиками».
Угольщики действовали гораздо решительнее более ранних тайных обществ. Друг друга они называли добрыми кузенами, а свои ложи называли вентами в честь лесных вырубок, на которых заготавливался древесный уголь. Ритуалы подчеркивали низкое происхождение братьев-угольщиков, их приверженность общему делу и христианскую готовность принять страдание. Иисус был главной фигурой в преданиях карбонариев, а значит, их идеалы были понятны и простым католикам. Движение особенно привлекало монахов, оказавшихся в плачевном состоянии при наполеоновском режиме. Масоны, недовольные необходимостью подчиняться французской государственной машине, также были среди первых угольщиков. Многие венты объединялись с ложами.
Вначале у угольщиков было только две степени. Подобно иллюминатам, добрые кузены раскрывали свои настоящие цели только обладателям второй степени. Истинная цель заключалась в том, чтобы «изгнать волков из леса», победить тиранов и всех, кто стоял на пути прав человека. Иисус представал заклятым врагом всякой тирании. Должна была произойти революция, и тогда Италия станет единой и независимой республикой.
Идеология масонов получила новую жизнь: претензий стало меньше, задачи были поставлены более скромные, а в основу был положен чрезвычайно волнующий секрет: революция. И формула оказалась выигрышной. Теперь, когда власть Наполеона в Италии подвергалась сомнению, число карбонариев росло. Их численность в Италии на пике популярности, по разным данным, составляла от 300 до 642 тысяч человек, причем половина из них — на юге. Угольщикам суждено было стать самым грозным тайным обществом XIX столетия.
Карбонарии стали порождением самого наполеоновского государства. Ключевой фигурой стал Пьер-Жозеф Врио, масон и чиновник, которому были поручены две неаполитанские провинции, позже ставшие очагами активности карбонариев. Врио родился на лесистых склонах гор Юра на востоке Франции. Именно там появилось общество масонов-лесорубов, известных как угольщики. Вероятнее всего, это общество было прототипом итальянских карбонариев. Члены обоих братств называли друг друга добрыми кузенами. Символическое убранство мест их встреч было в духе быта лесорубов. Перед председательствующим на собрании добрым кузеном располагались крест, связка прутьев (метафора силы, получаемый единством) и печь (которая олицетворяла свет и жар убеждений). Для итальянских угольщиков, как и для первых угольщиков гор Юра, превращение бревен в древесный уголь было метафорой очищения людей с помощью преобразующего огня. Пьер-Жозеф Врио был угольщиком, и вполне вероятно, что именно он привез идею в Италию, заложив основу тайного общества карбонариев.
Врио почти наверняка получил одобрение своего начальника Антонио Магеллы, который руководил полицией и шпионской сетью до марта 1812 года. Каролина Бонапарт, супруга Мюрата и сестра императора, была среди тех, кто считал, что именно Магелла стоял за созданием общества карбонариев. Он родился недалеко от Генуи, но стал гражданином Французской империи. Этого щеголеватого лысеющего человека называли одновременно и неугомонным, и загадочным. Он был масоном, верно служившим французам в своем родном городе, но многие подозревали, что, как и Пьер-Жозеф Врио, он был не чужд демократических республиканских чаяний. Магелла и Врио задумали общество карбонариев как политический инструмент, направленный против консерваторов в Неаполитанском королевстве и в администрации Мюрата. Общество должно было стать тем мечом, который можно протянуть самому Мюрату, чтобы склонить его к более радикальной, проитальянской политике. Сейчас вполне ясно, что Магелла и Врио затеяли очень опасную игру, в которой наполеоновской власти победа была отнюдь не гарантирована. Во все более нестабильной геополитической ситуации после катастрофической кампании Наполеона в России новое тайное общество, да и вся масонская среда могли в любой момент выйти из-под контроля. В частности, в провинциях, где растущий авторитет Неаполя вызывал недовольство, собрания карбонариев становились очагами сопротивления.
Пъер-Жозеф Брио (1771–1827, слева) и Антонио Магелла (1766–1850, справа), масоны, которые, вероятнее всего, стали основателями общества карбонариев в Неаполе
