– У любого другого журналиста был бы наготове список вопросов, которые он хотел бы задать. Журналистам нужны ответы только на конкретные вопросы, поскольку думают они только о себе. У меня такого списка нет – я хочу, чтобы ты сам рассказал то, что посчитаешь нужным. Важно, чтобы интервью протекало плавно, поэтому для начала я задам самые простые вопросы. Ничего сложного. Если ты не сможешь на что-то ответить – не страшно. Переживать не о чем, я не буду пытаться тебя подловить.
Я разговаривал с ним максимально дружелюбно, стараясь не вызвать никаких подозрений. Чтобы у него даже мысли не возникло, будто я думаю, что он как-то замешан, хоть в действительности и не сомневался в его вине.
В дом зашла съемочная группа и принялась расставлять камеры и звукозаписывающую аппаратуру. Мы с Хэйзелом в это время вышли на кухню. Через задернутые шторы было видно и слышно столпившихся газетчиков. Я решил прощупать почву и начал с очевидных вопросов.
– Как думаешь, где Тия?
– Какой-то извращенец похитил, где ей еще быть? – ответил он.
Я был несколько удивлен таким ответом и пожалел, что мы это не сняли.
– Почему ты так думаешь?
– Я знаю, что это так.
Он разволновался, но больше ничего не сказал. Я предложил воды – во время интервью у людей часто пересыхает горло, – скорее всего, дело в волнении из-за камеры.
Съемочная группа сообщила о готовности, и мы вернулись в комнату, чтобы начать интервью.
Хэйзел уселся рядом с Дэвидом на невысоком диване. На обоих были надеты специально изготовленные футболки с фотографией Тии и надписью «Пропала без вести». Хэйзел смотрел на меня настороженно, словно ожидая, что на камеру я начну вести себя агрессивно. Я же для начала попросил его рассказать о Тии и ее жизни, что не составило для него труда.
– Были ли у нее какие-нибудь проблемы, из-за которых она могла исчезнуть?
– Не было у нее никаких проблем. Она беззаботный ангелочек, понимаете? Она идеальна, никогда не спорит, ничего такого. Ничего на ум не приходит, совершенно ничего.
Разговаривая со мной, а не с полицией, он чувствовал, что к нему относятся как к ни в чем не повинному человеку – это позволяло ему не сдерживаться и по-настоящему открыться. Что он и сделал. Поняв, что он расслабился, я попросил его рассказать об исчезновении Тии. Он заявил, что видел, как Тия выходила из дома, но не знал, куда она отправилась. Еще он сказал, что «ее видели» идущей по проходу между их домом и соседским. Позже выяснилось, что сосед соврал, в результате чего угодил в тюрьму.
Некоторые люди, посмотрев интервью уже после того, как все разрешилось, принялись утверждать, будто по записи было видно, что Хэйзел врет – якобы его мимика указывает на попытки скрыть содеянное. Я не особо верю, что по языку тела – движениям губ, положению рук, взгляду – можно понять, говорит ли человек правду. Задним числом, как известно, легко судить. Если и существует какой-то надежный способ определения правдивости слов человека, мне его пока обнаружить не удалось.
Нет никаких сомнений: Хэйзел превосходно умеет врать. Некоторые люди – прирожденные лжецы, и я понимаю, что они врут, не по их невербальным сигналам, а внимательно слушая. Приходится выслушивать, повторять им их же слова, снова и снова проходиться по деталям, каждый раз вытаскивая новую информацию и давая возможность приврать или что-то придумать.
Быть внимательным особенно важно – все услышанное я соотношу с имеющимися данными. Иногда люди могут совершенно убедительно говорить, что не имеют никакого отношения к тому, о чем я их спрашиваю, но я всегда тщательно взвешиваю их слова. Если они звучат неправдоподобно, я говорю: «Хорошо, но это противоречит имеющимся доказательствам».
Многое можно понять по подробностям, которые они сообщают. Откуда им это известно? Мог ли это знать кто-то еще? Что особенного в их словах? Почему они рассказывают мне об этом столь подробно? Почему они вспомнили об этом факте? Умолчали ли они о чем-то? Все эти вопросы имеют особую важность.
В ходе нашего интервью Хэйзел начал подробно рассказывать про Тию, особенно о том, как она вышла из дома, как выглядела перед уходом, о чем они говорили. Интервью, однако, пришлось прервать, когда Кристин – партнер Хэйзела и бабушка Тии – забежала в слезах в дом. Ее атаковали журналисты, когда она выходила из машины. Ей и без того было непросто, а от выкрикиваемых вопросов и направленных на нее камер стало и вовсе невыносимо. Стюарт вышел из комнаты, чтобы ее утешить.
Когда он вернулся, я решил слегка на него надавить и спросил, что, как ему кажется, думают люди о том, что случилось с Тией. Что бы он сказал всем тем, кто подозревает его в причастности к ее исчезновению – сделал ли он что-то плохое?
– Нет, ни хрена я не сделал. Уж простите меня за грубость, но нет, я ничего не сделал. Даже мысли такой не было. Я ее любил. Черт побери, да она мне была как дочь. Такие вот у нас с ней были отношения. Она хотела этого – она получила.
Я старался лишний раз не лезть с уточняющими вопросами. Не особо интересно смотреть интервью, когда человек, у которого его берут, по большей части молчит, поэтому приходилось поддерживать разговор, но в то же время дать ему возможность говорить как можно свободнее. Нет ничего сложного в том, чтобы проводить интервью с заранее подготовленным списком вопросов, но это может привести к тому, что большую часть времени зрители будут слушать самого интервьюера, а не того, кто должен был о себе рассказать.
Я знал, что Хэйзелу есть что мне рассказать, и если буду поддерживать беседу, он наверняка как-то выдаст себя. Либо тем, что рассказал мне, либо тем, что скажет полиции в будущем.
В конце интервью Хэйзел напрямую обратился к Тие с просьбой вернуться домой или хотя бы дать знать, где она находится. В итоге эту запись показали по всему миру, и впоследствии она использовалась во многих документальных программах, посвященных миру преступности. Не так-то часто удается взять интервью у убийцы, коим, как я был убежден с самого начала, и был Хэйзел.
Когда я вышел из дома, меня окружила толпа журналистов, требующих рассказать о том, как все прошло, что было сказано, что удалось узнать. Хоть эти журналисты и были моими конкурентами, среди них было и немало моих друзей, и я не мог просто всех игнорировать. Интервью, однако, было эксклюзивным материалом. Чтобы его взять, мне пришлось изрядно потрудиться, и я не собирался о нем особо распинаться, поэтому старался избегать ответов на прямые вопросы. Кроме того, я хотел как можно быстрее разобраться с собственными мыслями – мне предстояло немало сделать для подготовки интервью к шести— и десятичасовому эфирам.
Я объяснил журналистам, что мы записали интервью с Хэйзелом и больше ничего говорить не стал. Вернулся в фургон телекомпании ITN и просмотрел запись, прежде чем отправить ее на монтаж.
Кроме того, я хотел избавиться от мыслей о Хэйзеле, прежде чем отправляться домой, а для этого нужно было немного тишины и покоя. Хэйзел не понравился мне с самого первого взгляда – я был уверен, что вскоре полиция узнает о том, что он сотворил, и нисколько не сомневался, что он убил Тию. Я пока не знал, где находилось ее тело, и как он это сделал, но он был последним, кто ее видел. Все с него начиналось и им же заканчивалось: это должен быть он.