Вдобавок ко всему это дело наглядно показало, насколько некомпетентной бывает полиция. Люди склонны верить, что полиция сделала все, что они считают само собой разумеющимся: задала все нужные вопросы, допросила ключевых свидетелей, проработала все версии. На деле же часто оказывается, что не были сделаны даже элементарные вещи.
Участием в этом деле я особенно горжусь и до сих пор думаю о Тие: о том, в какой среде она жила, о том, как часто власти пренебрегают подобными людьми. У этой девочки было большое будущее: целеустремленная, смышленая, хорошо училась в школе. Хоть и росла в весьма непростых условиях, у нее в жизни были хорошие перспективы.
Я всегда задаюсь вопросом: со всеми ли я поговорил, с кем только можно было, чтобы узнать их мнение? Это вошло в привычку после дела о Джимми Сэвиле, когда было проведено знаменитое расследование под руководством судьи Джанет Смит. Я поговорил с одним из членов комиссии – высокопоставленным лицом, которого попросили принять участие, несмотря на отсутствие опыта в расследованиях случаев насилия над детьми. У него даже было какое-то почетное звание – что-то вроде сэра, точно не помню.
Помню, как на мой вопрос – поговорили ли они со всеми, с кем только можно было? – он ответил: «Нет, мы не считаем, что им есть что рассказать». Каждый раз, когда слышу эти слова, злюсь. Как можно, ни о чем не спросив человека, знать, что ему нечего рассказать? Откуда им знать, есть ли у него какая-то полезная информация, если не задать нужных вопросов?
Успех любого интервью полностью зависит от задаваемых вопросов. Очень многие люди либо вовсе игнорируют то, что у них спрашивают, либо отвечают вопросом на вопрос – зачастую куда более развернутым. Раньше я говорил людям вроде вышеупомянутого члена комиссии по расследованию следующее: нельзя получить ответы, не задав нужных вопросов. А чтобы задать нужный вопрос, порой приходится перебрать все, которые только придут в голову.
Даже если кажется, что человек ничего не скажет либо ему попросту нечего сказать – ничего страшного. Все равно нужно с ним поговорить – если предположение подтвердится, его как минимум можно будет исключить из расследования. Если же ни о чем его не спросить, может остаться пробел, о масштабах которого можно будет только догадываться.
Не задать нужные вопросы – не так страшно, как вообще ни о чем не спросить, но проведение интервью требует особого мастерства. Как я не раз говорил, и как показало интервью с Хэйзелом, самое главное – дать собеседнику время ответить на вопросы. Нужно дать ему высказаться, внимательно выслушать и попытаться выудить из него больше. Так, шаг за шагом, удается узнать все новые подробности.
К примеру, собеседник вспомнил, как кто-то ему что-то говорил. На это можно ответить: «Хорошо, а что он сказал? Как выглядел? Что еще происходило вокруг, когда вы разговаривали?» Все эти детали позволяют человеку рассказать историю немного подробнее. Потому что люди – если они не законченные лжецы или не умеют давать интервью – охотно заполняют пробелы. Подобное можно, например, увидеть в интервью в новостных программах или в уличных опросах.
Если нужно взять у кого-то интервью, и вы хотите получить ответы, не нужно облегчать человеку задачу. Задавайте открытые вопросы, а не те, на которые можно ответить «Да/Нет», и давайте ему высказаться. Не перебивайте. Пусть он говорит.
Кроме того, очень важно, чтобы собеседнику во время интервью было комфортно. Проводя интервью, я начинаю разговор с чего-то отвлеченного, чтобы создать атмосферу доверия. Так, с Хэйзелом я начал беседу в другой комнате, без камер и микрофонов, чтобы он мог расслабиться. Мне нужно было, чтобы он был спокоен со мной, а перед съемочной группой почувствовал напряжение – за счет этого он на подсознательном уровне считал меня «союзником» и мог выдать что-то, о чем умолчал бы, если бы я с самого начала устроил ему жесткий допрос.
Правильно задав вопрос, можно получить дополнительную информацию. Начать нужно с прощупывания почвы, проявлять любопытство, а не обвинять. «Итак, я не совсем понимаю, что тут случилось. Расскажите об этом своими словами, объясните…» Гораздо проще получить ответ на открытый вопрос, когда человек думает, что помогает.
Журналисты часто допускают ошибку, сразу начиная с обвинений. Им нужно написать статью, успеть к назначенному сроку, и нет времени выплясывать перед собеседником. Мне же нравится постепенно выуживать информацию. Собеседник начинает из кожи вон лезть, чтобы объяснить свою точку зрения, а я снова и снова возвращаюсь к вопросу, каждый раз узнавая что-то новое. Так он постепенно сам копает себе яму, остается лишь его подтолкнуть.
В настоящий момент я работаю над одним делом, с подозреваемыми по которому пока не было возможности поговорить. Это дело об убийстве, совершенном с особой жестокостью. Пока что мне удалось лишь пообщаться с потенциальным свидетелем и ознакомиться с материалами дела. Тем не менее я знаю, что, задав замешанным в преступлении людям несколько прямых вопросов, смогу добиться некоего результата, потому что у дела есть несколько довольно странных аспектов, среди которых две потенциальные судебные ошибки. Чтобы со всем разобраться, мне придется преодолеть немало препятствий: преступление было совершенно очень давно, к тому же в другой стране.
4. Убийство в лесу
Десятилетняя Урсула Герман, наверное, была во многом похожа на девочек своего возраста – счастливая, беспечная и горячо любимая. Она жила в районе Ландсберг, что на юге Баварии, – примерно в получасе езды на запад от Мюнхена, не так далеко от австрийской границы. Это весьма привлекательный регион, полный озер, лесов и гор. Озеро Аммер, на котором расположен Эхинг, родной город Урсулы, настолько большое, что в летние месяцы между городами вдоль его берега курсируют колесные пароходы.
Дядя и тетя Урсулы жили в расположенном неподалеку городке Шондорф, до которого было меньше мили. Время от времени она их навещала и обычно возвращалась домой на своем красном велосипеде вдоль берега через разделяющий два города Вайнгартенский лес.
15 сентября 1981 года после урока гимнастики Урсула съездила в гости к своей двоюродной сестре и примерно в половину восьмого вечера возвращалась домой, но на полпути пропала. Через несколько дней после исчезновения ее семье пришло письмо, составленное из вырезанных из газет букв, с требованием выкупа. Похититель звонил перепуганным родителям Урсулы и ставил им магнитофонные записи, на которых тихо говорил под играющую музыку. Вскоре они получили телеграмму, призывавшую поспешить с поиском денег для выкупа.
Почти три десятилетия спустя немецкая полиция пришла к выводу, что Урсула была похищена мужчиной по имени Вернер Мазурек, жившем в том же городке. Как утверждала полиция, он спланировал похищение и подготовил место, чтобы спрятать ребенка, рассчитывая держать его под замком, пока не получит выкуп.
Он выкопал яму посреди леса, примерно в 800 метрах от места, где впоследствии был обнаружен велосипед Урсулы, и сделал ящик для нее. Он был достаточно высоким, чтобы она могла в нем усесться, но была не в состоянии двигаться или стоять. С одной из сторон ящик был обит розовой тканью – с какой целью это было сделано, неизвестно. Мазурек поставил там ведро, чтобы она могла справлять в него нужду, а также оставил ей несколько комиксов, ковбойский и индийский романы, радио, немного воды, печенье и сладости. Ящик слабо освещался электрической лампой (питаемой автомобильным аккумулятором), и когда Урсулу заточили в ее тюрьме, на колени положили новый спортивный костюм в полиэтиленовой упаковке. Похититель проделал ряд вентиляционных отверстий и вывел наружу несколько дренажных труб, чтобы обеспечить доступ воздуха внутрь ящика, полностью скрытого под землей.
