Затем тело начинает остывать, пока его температура не сравняется с температурой окружающей среды – происходит так называемое посмертное охлаждение. Поскольку кровь больше не перемещается по телу, появляются трупные пятна. Следом наступает трупное окоченение: из-за происходящих на клеточном уровне изменений в связи с прекращением доступа крови мышцы начинают твердеть. Первыми этому процессу подвергаются мышцы век и шеи.
Не сдерживаемые иммунной системой, живущие в организме бактерии начинают брать верх. В результате их жизнедеятельности образуются различные газы, такие как метан, сероводород и аммиак, которые, попадая в вены и артерии, образуют на коже мраморный рисунок. Глаза выпячиваются, а язык распухает и вываливается изо рта.
Газы наполняют полости тела, из-за чего оно раздувается. Внутренние органы начинают разлагаться, и жидкость, образующаяся под давлением газов, выводится наружу – из естественных отверстий тела вытекает темная жижа. Богатая питательными веществами, эта жидкость выступает в качестве удобрения – если оставить тело под открытым небом или закопать в земле, вокруг него начинается обильный рост диких цветов и трав.
Мухи находят труп и откладывают яйца в такие места, как уши, нос и рот. Вылупившиеся личинки питаются тканями тела. Привлеченные трупным запахом, падальщики обгладывают открытые участки трупа. Этот процесс может продолжаться от трех-четырех дней до нескольких недель после смерти, в зависимости от условий, в которых было оставлено тело.
На финальных стадиях разложения кожа отделяется от мышц и скелета. Она гниет, и ее поедают животные-падальщики. При стабильной температуре и относительно благоприятных условиях внешней среды весь процесс занимает примерно три месяца, пока не остается голый скелет.
Откуда нам все это известно? Благодаря ученым и врачам, которые на протяжении веков изучали посмертные процессы, чтобы понять, как именно протекает разложение, в точности так же, как пытаются познать жизнь. Cо смертью разобраться явно проще.
В настоящее время созданы специальные места для изучения посмертных процессов. Почти все они расположены в США (хотя одно такое место есть и в Австралии, но в Великобритании – ни одного), и получили название «фермы трупов». Обычно эти фермы прикреплены к какому-то университету: ученые выясняют особенности разложения тела человека в зависимости от конкретных условий. Полученные данные помогают полиции по всему миру с пониманием того, как давно обнаруженное ими тело могло находиться в той или иной среде – грязи или песке, например.
Люди, жертвующие свое тело этим учреждениям, при желании могут указать место, где именно их оставить. Некоторые трупы оставляют в машинах, холодильниках или же просто под открытым небом, чтобы понять, как действия падальщиков могут отразиться на опознании останков. Благодаря великодушию этих людей многочисленные специалисты имеют возможность постоянно узнавать что-то новое.
Мои познания посмертных процессов значительно углубились при подготовке специального четырехсерийного выпуска программы «Расследователь», посвященного делу Кэрол Пакман, пропавшей в 1985 году. Ее муж Рассел сказал дочери, что она от них ушла. Незадолго до исчезновения Кэрол к Расселу переехала жить его новая девушка, Патриция Козли, и он даже взял себе ее фамилию.
Спустя 10 лет Козли попытался инсценировать собственную смерть для получения страховой выплаты. Его поймали и посадили в тюрьму, осудив и за убийство Кэрол (хотя он до сих пор отказывается рассказать дочери, что именно произошло). Полиция так и не смогла объяснить, что он сделал с телом, которое так никогда и не было найдено. Сжечь его в саду (а мы считали, что он сделал именно это) невозможно – потребовалась бы плавильная печь, поскольку это единственный способ избавиться от зубов, суставов, костей и прочих твердых тканей.
Тем не менее я решил провести эксперимент. Мы поговорили с экспертом из США, специализирующимся на сжигании тел в различных условиях. Он сообщил, что тело все-таки можно сжечь так, чтобы от него ничего не осталось – лишь хрупкие кости, которые не составит труда разломать – на обычном костре в саду. Для этого придется его постоянно переворачивать, но за шесть-семь часов оно сгорит полностью.
Чтобы проверить его слова, мы сожгли свиной труп (нам сказали, что по плотности тело свиньи очень близко к человеческому) на открытом костре. Он оказался прав – спустя какое-то время от тела действительно ничего не осталось. Полиция Дорсета была абсолютно убеждена, что убийца не мог сжечь тело Кэролин Пакман, но мы продемонстрировали, что это возможно.
В прошлом Королевская уголовная прокуратура неохотно возбуждала дела об убийстве, когда отсутствует тело, но теперь все изменилось. Одним из громких дел последних лет стало убийство Эйприл Джонс в октябре 2012 года. Пятилетняя девочка из города Махинлет в Уэльсе была убита соседом, который затем сжег ее тело в камине своего дома. Полиция обнаружила на каминной решетке фрагменты костей, и, хоть он и пытался максимально скрыть следы преступления, ключевой уликой, позволившей доказать его вину, стали пятна крови на обратной стороне ковра в гостиной.
По некоторым из дел, за которые я берусь, отсутствуют какие-либо следы ДНК для анализа, и приходится использовать традиционные методы расследования, но результаты ДНК-экспертизы неизменно служат веским доказательством для вынесения обвинительного приговора.
В деле об убийстве Кэрол Пакман эксперт-графолог определил, что документы, якобы подписанные ею, на самом деле подписала Патриция Козли, но с точки зрения присяжных подобные доказательства не столь убедительны, как результаты ДНК-экспертизы. Все дело в статистике: вероятность случайного совпадения ДНК меньше одной миллионной, но вот как насчет почерка? Тем не менее эти показания графолога играют важную роль, позволяя дополнить общую картину преступления. Отпечатки пальцев тоже убедительное доказательство, хоть их и оказалось недостаточно в деле против Эндрю Кемпа, обвиненного в убийстве женщины в Глазго (см. главу 10).
Бывает и так, что в деле нет ничего, с чем могли бы работать криминалисты, – ни следов ДНК, ни отпечатков пальцев. В таких случаях всегда имеются явные жертвы, но встретиться или поговорить с ними невозможно – это дети, которых насиловали на фото- или видеокамеру. Меня всегда поражали преступники, которые делают подобные снимки – кто фотографирует себя за совершением преступления? Кто снимает себя во время ограбления банка или убийства? Никто. Насильники же, особенно педофилы, нередко снимают свои развратные действия либо для получения удовольствия от просмотра записей и снимков, либо для распространения их среди других педофилов, порой с целью получения финансовой выгоды.
Несколько лет назад я побывал на конференции по преступлениям против детей, организованной Интерполом. Представители голландской полиции привезли для демонстрации большую базу данных снимков, связанных с преступниками. На них не было сцен насилия над детьми – это были другие фотографии, снятые в то же время на ту же пленку. Они хотели, чтобы приехавшие на конференцию со всего мира помогли им с идентификацией преступников.
