Однако они решились.
Ночью Дантон был арестован по приказанию всемогущего комитета благоденствия. Приказание последовало после доклада Сен-Жюста. Арестованы были также Камилл Демулен, Геро де Сешель, Лакруа, Филиппо Вестерман и еще некоторые другие дантонисты. Шабо, Фабр д’Эглантин, Базир и еще четверо других приверженцев Дантона были еще раньше арестованы за подделку какого-то декрета, и вот теперь суд нарочно соединил процесс о подделке с процессом Дантона. Дантонистов обвиняли в том же, в чем обвиняли гебертистов, а именно: будто бы они подкуплены иностранными государствами и хотят погубить республику. Но в то время, как гебертисты думали достигнуть этого своими крайностями, дантонисты, наоборот, рассчитывали на свою умеренность. Специально против Дантона выставлялось старое обвинение в том, что он был подкуплен двором и что в Бельгии принимал участие в грабежах. По нашему мнению, ни первое, ни второе обвинение не могло быть доказано фактами.
У Дантона не было опоры в конвенте и клубах. Но, когда разнеслась весть об его аресте, Париж все-таки заволновался. В конвенте поднялся друг Дантона Лежандр и потребовал, чтобы арестованные были приведены в конвент. Но против Лежандра выступил Робеспьер. Он пустил в ход все свое ораторское искусство, угрожал всевозможными бедствиями и в конце речи воскликнул: «Мы не хотим идолов». Это восклицание было встречено конвентом с большим одобрением. Сен-Жюст прочел удачно составленный доклад, в котором он собрал сплетни об арестованных и изображал их как безнравственных людей, подкупленных иностранными государствами. Конвент притворился, будто он верит всему этому, и из боязни перед всесильными комитетами депутаты согласились пожертвовать головами Дантона и его друзей, чтобы спасти свои собственные.
Арестованные сидели в Люксембурге, где Дантон изрекал свои остроумные крылатые слова, а бедный Камилл Демулен, проживший со своей прекрасной молодой женой Люсиль Дюплесси радостную идиллию, написал те самые знаменитые письма, которые являются самыми трогательными творениями любящего сердца, мучающегося в предчувствии смерти. Но на суде Дантон и его друзья держались мужественно и гордо. Они защищались очень умело и, казалось, они все еще надеялись избегнуть эшафота. При допросе они давали трибуналу очень оригинальные и замечательные ответы. Так, например, Дантон на вопрос об имени, возрасте и месте жительства ответил: «Я – Дантон, хорошо известный деятель революции, мне 35 лет; моей обителью скоро будет ничто, а мое имя будет жить в Пантеоне истории».
Народ массами толпился в суде, чтобы увидеть этих знаменитых вождей революции. Он волновался и уже раньше проникся участием к молодой, красивой жене Камилла, в отчаянии блуждавшей вокруг темницы своего мужа. Громовой голос Дантона возбуждал народ, этот голос заглушал звонок председателя трибунала. Присяжные начали колебаться, а обвиняемые все решительнее требовали, чтобы их поставили на очную ставку с их обвинителями и клеветниками. Но трибунал закрыл дебаты под предлогом, будто обвиняемые оскорбили его, Дантон и его друзья были присуждены к смертной казни. «Нас приносят в жертву честолюбию нескольких трусливых разбойников, – сказал Дантон, – но недолго будут они вкушать плоды своей преступной победы. Я потащу за собою Робеспьера. Робеспьер последует за мной».
Предсказание Дантона оправдалось.
Дантонисты были казнены 5 апреля 1794 года. Они умерли без всякой боязни. Дантон потребовал от палача, чтобы он показал его голову народу, и это его требование было исполнено.
Так погиб Дантон, могучая энергия которого некогда спасла Францию от нападения иностранных государств и от внутренней реакции. У этого человека бывали дикие вспышки, но он не был способен на систематическую жестокость. Вместе с ним умер блестящий поэт Камилл Демулен, едкие остроты которого часто поражали тех, в кого он даже и не метил. По дороге на место казни он вспомнил 12 июля, когда он в Пале-Рояле обращался к народу с требованием взяться за оружие для борьбы со двором. «Так вот какова награда, – сказал он с болью в сердце, – первому апостолу свободы! Бедный Камилл! Он был соткан из слишком нежной материи для этой революции, низвергавшей и разбивавшей железных колоссов». Оба этих друга сделали все для того, чтобы придать жар и энергию революции. Но теперь они стали в неподходящий момент требовать умеренности и погибли на эшафоте.
Триумвират
После падения гебертистов и дантонистов Робеспьер оказался первым человеком в республике. Теперь уже никого нельзя было больше противопоставить ему, и никто не сросся так со всеми великими событиями революции, как он. Его диктатура сложилась сама собою после того, как он себе прочистил путь. Вместе со своими верными друзьями Сен-Жюстом и Кутоном он господствовал в комитете благоденствия, а следовательно, и в конвенте. Вне конвента Робеспьер старался упрочить свое положение тем, что на все выдающиеся должности назначал своих приверженцев. Революционный трибунал состоял целиком из его приверженцев. Коммуна была преобразована; Флерио стал мэром, Пейан национальным агентом; оба они, а также Анрио, начальник национальной гвардии, были безусловно преданы Робеспьеру. Революционная армия была распущена, так как по большей части состояла из гебертистов. Министерства были уничтожены и заменены 12 канцеляриями для ведения государственных дел. Канцелярии заведывали и руководили: 1) полицией и судебными делами: 2) общественными школами; 3) земледелием и искусствами; 4) торговлей и магазинами; б) общественными сооружениями; 5) организацией общественной помощи; 7) почтой, транспортным делом и посольствами; 8) финансами; 9) организацией армии и управлением ею; 10) судоходством и колониями; 11) вооружением; 12) внешними делами. Таким образом, управление страной перешло из министерств, которые, впрочем, в последнее время не играли никакой роли, в руки комитета благоденствия, так как канцелярии были подведомственны этому комитету. Клуб кордельеров был закрыт, и этим правительство надеялось окончательно уничтожить гебертистов. Оставлен был только клуб якобинцев, являвшийся отныне признанным народным обществом и пользовавшийся покровительством правительства. Этот клуб служил для Робеспьера той трибуной, с которой он ежедневно излагал свои взгляды и провозглашал свои идеи. Собрания секций были отменены, благодаря чему рабочие, получавшие до сих пор за посещение секций по 2 франка, были лишены очень важной для них в это время безработицы и нужды поддержки.
Так был создан аппарат, который должен был управлять республикой добродетели и ужаса. Характерен тот факт, что сам Робеспьер взял на себя заведывание канцелярией полиции. Сен-Жюст, особенно сильно выделившийся при падении гебертистов и дантонистов, очутился теперь рядом с Робеспьером во главе республики. Этот молодой человек свел свои политические воззрения и требования к формулам, которые он осуществлял самым хладнокровным образом, не уделял никакого места запросам сердца и чувства. Его решительность и фанатизм делали его ужасным. Он носился с самыми гигантскими планами, из которых в настоящее время известно лишь немного. Он хотел преобразовать все общество по идеалу Руссо; он хотел превратить Францню в демократическое земледельческое государство; он хотел установить, чтобы молодежь ела меньше мяса: он постоянно оттенял, что человек имеет право на хлеб, на существование, и 3 мая 1794 г. конвент по его предложению постановил, что «собственность патриотов священна и неприкосновенна; имущество же врагов республики конфискуется для общего блага». Для проведения в жизнь этого решения было постановлено, чтобы во всех общинах были приготовлены списки нуждающихся патриотов. Государственная казна должна была поддерживать этих нуждающихся. Баррер, оставшийся еще и теперь официальным оратором комитета благоденствия и приспособившийся к триумвирату Робеспьера, Сен-Жюста и Ругона с тем, чтобы при первой перемене ветра перейти на сторону их врагов, внес от имени правительства предложение, которое должно было уничтожить нищету и нищенство. Это представляли себе очень просто: следовало только постановить, что все госпитали и принадлежащие им имущества должны быть проданы, так как общественная благотворительность должна целиком находиться в руках республики. Республика должна наделять нуждающихся небольшими земельными участками, которые переходят в их собственность; она должна доставлять безработным работу; она должна обеспечивать им пропитание и уход за ними в случае болезни и старости; она должна заботиться о воспитании их детей. Все эти меры были приняты под влиянием потребностей минуты и могли поэтому лишь на мгновение облегчить народную нужду, которая все более увеличивалась и принимала все более ужасные размеры. Правительство и тут пошло не дальше государственной благотворительности, в которую было включено даже право на труд. Экономические мероприятия правительства Робеспьера – Сен-Жюста были недостаточны. Курс ассигнатов стал снова падать. В декабре 1793 года ассигнаты принимались еще по курсу 51½, но затем курс их стал быстро падать, и гильотина, угрожавшая всякому за ажиотаж и ростовщическую торговлю деньгами, не могла сдержать этого падения. За период времени от января до июля 1794 года курс ассигнатов пал от 40 до 31, а затем, когда система террора вдруг ослабла, курс стал еще сильнее и быстрее падать.
