– Так, – кивнул головой дед.
– А зимний мундир шился двубортным, – торжественно произнесла я. – Значит, пуговицы шли в два ряда!
– Уела! – печально констатировал старик.
– И еще уем, – разошлась я. – Специалисты утверждают, что пуговицы на мундирах кавалергардов были сделаны из твердых сплавов и серебра. Поэтому, попав в нее, пуля могла отлететь в сторону. Эта теория имеет право на жизнь.
– И дураку понятно! – дед явно был разочарован. – Но кольчужку Дантес мог-таки добыть.
– О, Боже! – взвыла я. – Покажите мне кольчужку, которую можно надеть под мундир, сшитый точно по фигуре. Мундир – это не балахон и не полушубок! Под него не то что кольчугу, обычный свитер не подденешь.
Старик притих, видимо, обдумывая все сказанное мною, а я продолжила:
– Есть и еще одно «но» против того, что Дантес мог использовать какие-либо защитные средства. Это честь кавалергарда! Представьте себе такую картину. Пуля Пушкин попадает противнику в руку. Дантеса раздевают, чтобы перевязать рану и обнаруживают кольчугу или бронежилет, коих, как я уже говорила, в то время и в помине не было. И что?
– Что? – дед напрягся.
– А то! – съязвила я, удивляясь недогадливости старика. – Позор это! Позор, равносильный смерти! И конец карьеры. В таком случае Дантес вынужден был покинуть Россию, но шлейф позора потянулся бы за ним и на родину. Учитывая тщеславие Жоржа, он пойти на подобный поступок просто не мог. Кстати, обо всем этом писали в шестидесятых годах, вопрос довольно широко обсуждался рядом специалистов. Странно, что вы этого не знаете.
Дед обиженно засопел, поднялся, поставил стул к окну и поплелся к двери. У порога остановился, оглянулся и укоризненно произнес:
– Не кичись, Лизавета. Не все же такие умные.
– Да я не умная, – как можно доброжелательнее произнесла я. – Просто долгие годы собирала о Дантесе все, что попадалось под руку. И…
– Ладно уж, спи, – перебил меня старик. – Завтра день не из легких будет. Нам многое надо обмозговать.
– О Дантесе? – с надеждой спросила я, радуясь тому, что нашла благодарного и любознательного собеседника.
– О тебе, девонька, – вернул меня на землю дед. – О тебе!.. Доброй ночи!
Последние слова я восприняла как насмешку. Разве может быть ночь доброй, после напоминания о моих собственных проблемах. Я с досадой пнула подушку кулаком, плюхнулась на нее, натянув на голову одеяло, и, как в детстве, принялась считать.
– По морю плыли тридцать три корабля. На каждом из них по тридцать три лягушки. Первый корабль начал тонуть. В воду прыгнула первая лягушка. За ней – вторая, потом – третья, дальше – четвертая, следом – пятая…
Старое проверенное средство сработало. Где-то на девятнадцатом затонувшем корабле с седьмой, прыгающей в воду лягушкой я, наконец-то, провалилась в сон.
Январь 2000 года
Как это ни банально звучит, но первые годы жизни с Никитой были похожи на сказку. Он ничего не умел делать вполсилы. Если на новый год ставилась елка, то обязательно настоящая, неимоверно пушистая и до потолка. Если решался вопрос о поездке, неважно – по России или за рубеж, то все продумывалось до мелочей, вплоть до встречи нашей скромной парочки в аэропорту или на вокзале. Если мы отправлялись по магазинам, то до отказа забивали багажник машины всякой снедью. Разгружая пакеты возле дома, я, негодуя, смеялась:
– И кто все это будет есть? Половину же выбросим.
– Не выбросим, – бодро отвечал мой запасливый муж. – Позовем гостей. Сметут все за милую душу.
Никита же заставил меня получить права, на всю жизнь привив любовь к большим машинам. А началось все с маленького «фордика».
Приехали на рынок, автомобилей вокруг – яблоку негде упасть. Побродили, посмотрели. Я ничего в этих железках естественно не понимала. Зато Никита!.. Часа полтора ходил, заглядывал под капоты, изучал панели, вел умные беседы с продавцами и, наконец, обратил внимание на меня, бесцельно плетущуюся сзади:
– Ну, Лизок, какую машину хочешь?
– Кр-р-расненькую, – стуча зубами от холода, наобум брякнула я.
– Красненькую так красненькую, – согласно кивнул Никита, оглядываясь по сторонам. – Был тут один приличненький «фордик».
«Форд-проуб» оказался действительно весьма приличной машиной, но слишком уж маленькой. Через пару месяцев я заныла, что меня совсем не видно на дороге, автомобиль низкий и создается впечатление, что я скребу задом по асфальту, а машины побольше норовят подрезать и хамят: плевать они хотели на шмакодявку, которая вертится у них под колесами.
– Нет проблем, – как всегда, легко откликнулся Никита. – Будешь ездить на танке, и поплевывать на остальных свысока.
Уже через неделю я пересела на новое авто – внедорожник «Шевроле Юкон». Танк не танк, но впечатляет. Теперь на дорогах не я, а от меня шарахались. Поди, разгляди, кто там сидит за тонированными стеклами: избалованная соплюшка или бритоголовый бандит.
Словом, отныне, на дороге я чувствовала себя королем, а дома – королевой. Удивительно, но Никита умел организовать жизнь так, что каждый день казался праздником.
Все было просто замечательно, за исключением двух вещей. Первое – по всякому, даже мало-мальски незначительному поводу, Никита дарил мне золотые украшения, к которым я была абсолютно равнодушна. Как-то, получая очередную безделушку на именины, я скромненько спросила:
– А что будет с тем, кто не любит золото?
– Получит алюминиевой ложкой по носу! – как всегда отшутился муж.
Не найдясь с ответом, я отправила очередную коробочку в недра специально оборудованного шкафчика с мыслью о благодарности потомков в адрес запасливых предков.
Но если с этой слабостью мужа еще можно было как-то мириться, думая все о тех же потомках, то вторая особенность его характера нередко доводила до негодования. Пока.
Никита любил прихвастнуть. Особенно в компании. А компания, состоящая из любителей-рыболовов, как правило, никогда не менялась. Но отличалась тем, что на рыбалки готовились загодя, выбирая определенные места, где какой-нибудь местный «воротила» организовывал все по высшей мерке: гостиницу, озерко с бережками, кустиками и плакучими ивами, куда заблаговременно вываливалась пара бочек форели, коптильню, столик под навесом. Словом, рыба там ловилась сама, без приговоров, плевков на крючки и прикормов.
При такой организации улов, естественно, мерялся далеко не одним килограммом, быстренько разделывался, коптился и подавался на стол парой молчаливых мужичков из местных. Сопровождающим рыбаков дамам оставалось лишь расставить напитки, да разложить зелень с овощами.
На этом прелюдия заканчивалась, и начиналось то основное, ради чего и собиралась компания. Вспоминали что-то смешное из жизни, из прошлых рыболовных вылазок, травили анекдоты, ругали политиков, при этом ни словом не затрагивали бизнес, хотя прекрасно знали, кто чем зарабатывает на весьма небедную жизнь и… хвалились.
