Но не только его глаза преследовали меня. Они были мостиком к другим почти-воспоминаниям, почти-образам, почти-ипостасям меня самой, которые я никак не могла уловить, потому что они были увертливее самого быстроногого оленя. Казалось, я умру от тоски по этому неуловимому, неназванному.
Я постигала науку выживания в волчьем обличье, но жить в нем пока что не научилась.
12
ГРЕЙС
В человека я превратилась как-то днем. «Как-то» — потому что я начисто утратила понятие о времени. Я представления не имела, сколько часов или дней прошло с тех пор, когда я в последний раз отчетливо помнила себя в человеческом обличье, в магазине «Охота и рыбалка». Придя в себя, я знала только, что нахожусь на маленьком заросшем дворике у дома Изабел. Я лежала ничком на мокрой грязи, покрывавшей пеструю мозаику, которую мы с Изабел разглядывали несколько месяцев назад. Видимо, я пролежала здесь достаточно долго, поскольку на щеке успели отпечататься следы изразцов. В заводи неподалеку сварливо переругивались утки. Я поднялась на нетвердых ногах и принялась стряхивать с себя налипшую прелую листву.
— Грейс, — произнесла я вслух.
Утки умолкли.
Я смогла вспомнить собственное имя. Это было невообразимо приятно. Жизнь в волчьем обличье снизила мои требования к чудесам до предела. Кроме того, мне удалось произнести свое имя вслух, а значит, я уверенно держалась в человеческом теле и могла рискнуть приблизиться к дому Калпереров. Пока я пробиралась через заросли, солнце сквозь листву припекало мою голую спину. Убедившись, что перед домом никого нет — все-таки я была голая, — я со всех ног бросилась через двор к задней двери.
Когда мы с Изабел были у нее в прошлый раз, задняя дверь оказалась не заперта; помню, я еще высказалась по этому поводу. «Вечно забываю ее запереть», — сокрушалась тогда Изабел.
Ее забывчивость не изменила ей и на этот раз.
Я осторожно пробралась в дом и отыскала на идеально чистой кухне телефон. Едой пахло так дразняще, что какое-то время я просто стояла с телефонной трубкой в руке и только потом набрала номер.
Изабел ответила после первого же гудка.
— Привет, — сказала я. — Это я. Я у тебя дома. Тут никого нет.
В животе у меня заурчало. Я нашла глазами хлебницу; оттуда торчал багет.
— Никуда не уходи, — велела Изабел. — Я сей час буду.
Полчаса спустя Изабел отыскала меня, одетую в ее старую одежду и жующую багет, в зале охотничьей славы ее отца. Это помещение обладало какой-то жутковатой притягательностью. Во-первых, оно было огромное, высотой в два этажа и длиной с дом моих родителей, и по-музейному сумрачное. И в нем находилось несколько десятков чучел животных. Очевидно, все они пали от руки Тома Калперера. Я-то думала, что охотиться на лосей запрещено законом. И вообще, разве в Миннесоте водятся лоси? Если у кого-то и был шанс увидеть в лесу живого лося, это у меня. Может, он просто все это купил? Я представила, как люди в комбинезонах деловито выгружают из грузовиков чучела, обложенные пенопластом.
Хлопнула дверь, громко и гулко, как в церкви, и по полу процокали каблуки Изабел. В тишине ее шаги прозвучали особенно звонко, и это лишь усилило сходство с церковью.
— У тебя чертовски счастливый вид, — сообщила мне Изабел, поскольку я продолжала улыбаться лосю. Она остановилась рядом со мной. — Я приехала, как только смогла. Вижу, ты добралась до моего шкафа.
— Угу, — сказала я. — Спасибо тебе.
Она двумя пальчиками оттянула рукав моей желтой футболки с надписью «Академия Святой Марии».
— Эта футболка вызывает у меня ужасные воспоминания. Я там была Изабел К., потому что мою лучшую подругу тоже звали Изабел. Изабел Д. Вот уж стерва была так стерва.
— Это я на всякий случай, вдруг превращусь в волчицу. Не хотела испортить что-нибудь красивое.
Я покосилась на Изабел. Я была страшно рада ее видеть. Любая другая из моих подруг после столь долгого отсутствия бросилась бы обниматься. Впрочем, представить Изабел обнимающейся с кем бы то ни было при каких бы то ни было обстоятельствах я не могла. Живот у меня свело; пожалуй, мое пребывание в теле Грейс могло оказаться не столь продолжительным, как я надеялась.
— Это твой папа их всех подстрелил?
Изабел состроила гримаску.
— Не всех. Некоторых замучил до смерти.
Мы прошли несколько шагов и остановились перед волком со стеклянными глазами. Я ожидала волны ужаса, но она так и не накатила. Сквозь маленькие круглые оконца лился солнечный свет, разрисовывая волчью шкуру желтыми пятнами. Волк казался маленьким и пыльным, шерсть у него была тусклая; он словно никогда и не был живым. По стеклянным глазам фабричного изготовления невозможно было сказать, кем он был — зверем или человеком.
— Это из Канады, — сказала Изабел. — Я его спрашивала. Не из Мерси-Фоллз. Можешь не таращиться на него так.
Я не знала, верить ей или нет.
— Ты не скучаешь по Калифорнии? — спросила я. — И по Изабел Д.?
— Скучаю, — отозвалась Изабел, но дальше развивать эту тему не стала. — Ты Сэму звонила?
— Он не берет трубку.
На его телефоне сразу же включалась голосовая почта; наверное, опять аккумулятор разрядился. А по домашнему телефону никто не отвечал. Я попыталась не выказывать разочарования. Изабел не поняла бы, да и мне сейчас хотелось делиться своими горестями не больше, чем Изабел.
— Я тоже не дозвонилась, — кивнула она. — Оставила сообщение на автоответчике у него на работе.
— Спасибо, — сказала я.
По правде говоря, я не очень твердо ощущала себя Грейс. В последнее время превращения участились, и я пережила немало неуютных моментов, в очередной раз приходя в себя в какой-нибудь совершенно незнакомой мне части леса. Однако продержаться в человеческом обличье дольше часа мне пока не удавалось. Иногда превращение бывало совсем непродолжительным, и я не успевала даже отметить его в своем совсем еще недавно волчьем сознании. Я понятия не имела, сколько прошло времени. Один день безмолвно сменялся другим…
Я погладила волчий нос. Он был пыльный и твердый, я как будто погладила полку. Мне остро захотелось очутиться в доме Бека, в постели Сэма. Или даже вообще в моем собственном доме. Готовиться к выпускным экзаменам. Но по сравнению с угрозой превращения в волчицу все прочие заботы в моей жизни сразу начинали казаться ничтожными.
— Грейс, — начала Изабел. — Мой отец пытается заручиться помощью своего друга из конгресса, чтобы исключить волков из перечня охраняемых видов животных. Он хочет устроить на них охоту с воздуха.
Живот снова свело. Я подошла к следующему чучелу, невероятных размеров зайцу, навеки застывшему в прыжке. Между его задних лап серела паутина. Ну почему Тому Калпереру непременно нужно преследовать волков? Неужели он не может оставить их в покое? Но я понимала, что не может. В его понимании мании это было не местью, а ударом на упреждение. Чтобы уберечь других от судьбы его сына. Очень-очень постаравшись, я могла принять его точку зрения и на две секунды перестать считать его чудовищем. Исключительно ради Изабел.
