Она все частила и частила, словно потоком слов пыталась отсрочить неизбежное… В каждой новой фразе становилось все меньше смысла и все больше эмоций. Примерно на середине своей невнятной речи Цуру окончательно впала в панику. Продолжая частить оправдания пополам с мольбой, девушка упала на колени в позу униженной просительницы, да так и заплакала навзрыд.
А я… Просто растерялся. Стоял, как идиот, и смотрел на театр одного актера круглыми как у совы глазами. Умом я понимал, что нужно ее как-то успокоить, дать гарантии моего миролюбия и так далее, но на деле слишком опешил от того эмоционального напора, что выплеснула на меня тихая и робкая Цуру. С другой стороны, теперь можно быть уверенным, что меня не обманывают, а журавлиный ёкай действительно не опасен: все ее действия буквально кричат об этом.
Какой бы хитрой и двуличной тварью человек (или представитель Иной расы) ни был, всегда есть черта, перейдя за которую он отбросит маску в борьбе за свою жизнь. Чтобы сохранять хладнокровие в действительно опасных ситуациях нужно иметь очень много травматического опыта или серьезные проблемы с головой. Ни то ни другое к девушке явно не относилось.
А вот опасные ситуации возникали как грибы после дождя. Ведь спасенная мной птица-оборотень вполне могла покалечить тех хулиганов на площадке, да и детей в процессе поимки, я уверен, тоже. Хотя бы попробовать напугать или сбежать после пары ударов. И, тем более, она должна была всеми силами пытаться достать меня в момент, когда распознала в своем спасителе одаренного. В том ступоре я не стал бы сильно сопротивляться и легко мог позволить ей уйти. А теперь уже поздно. Я холоден и насторожен для внезапного удара, а Цуру совсем не верит на мое милосердие.
— Прекрати истерику, — Нарочито грубым тоном бросил я, — Девушка дернулась, как от удара, стиснула зубы, запрокинула голову, но все же сумела подавить текущие слезы. Остались только сотрясающие тело частые надрывные всхлипы. Но их она попросту не могла контролировать.
— Как писал Чехов: «Дура! утрись… мумия», — Неловко пошутил я и улыбнулся своей же нелепости. А после грубого напутствия отдал ей свой последний платок, которым обычно протирал экран телефона или липкие от напитка пальцы. Ничего, он почти чистый. Другого все равно нет.
— Вы… — Девушка робко подняла голову. Я раздраженно вздохнул, непроизвольно поджал губы, но все же попытался смягчить свое выражение лица. А затем ответил максимально доброжелательным голосом:
— Я с самого начала не собирался тебя убивать.
— Правда? — Неверие, надежда, радость, стыд, облегчение. Ох, что за эмоциональный диапазон такой? Чувствую себя старым поленом по сравнению с этой пернатой трусишкой. С другой стороны, теперь я точно уверен, что ёкай передо мной — молодой и неопытный. Оно и логично: это в юности у людей… у разумных свербит в одном месте, а к зрелости начинаешь ценить комфорт и перестаешь пытаться кому-то что-то доказать. Девушка передо мной, судя по ее оговоркам, еще большая авантюристка, чем ее человеческие сверстники. Даром что тихая скромница.
— Да. Я с самого начала не планировал причинять тебе вред, — Устало ответил ей и огляделся по сторонам. Фух. Слава всем Ками скопом, никаких любопытствующих зевак наша маленькая трагедия привлечь не успела.
— Так Кодзуки-сама с самого начала знал о сущности этой наивной Цуру! — Потрясенно воскликнула оборотень. Впрочем, вышло негромко. Видно тоже устала от интенсивных рыданий, — И не прошел мимо. Спас эту безрассудную, — В ее глазах опять появились слезы, но теперь уже благодарности.
— Эм-м. Что-то вроде, — Я спустил тему на тормозах. Не объяснять же теперь, что имел в виду действия после превращения. Пусть думает, что хочет: лишние очки расположения карман не тянут.
— Ни одни слова мира не смогут выразить в полной мере глубину искренней благодарности…
— Да-да-да, — Отмахнулся я, — Завязывай уже. Не знаю, кто тебя учил языку, но у нас так давно не говорят. И форма у тебя старее, чем дерь… Кхм, чем этот парк. Если успокоилась, то скажи мне, что ты собираешься дальше делать? Раны не слишком опасные, но их все равно необходимо обработать. И где ты живешь?
От последнего вопроса девушка дернулась и отвела взгляд. «Не хочешь вести человека в свой дом? Или что там у нее, гнездо? Да и не надо!», — Подумал я, но, против воли, почувствовал разочарование, — «Вот так всегда: к людям, в смысле к разумным, со всей душой, а они подозревают тебя в грязных мыслишках».
Я еще немного поупивался собственной обидой, а затем попытался объяснить одной недалекой птице, зачем мне все это:
— Слушай, я не пытаюсь вызнать твои секреты или подвести под монастырь. Мне, в общем-то, без разницы, где ты свила себе нору. Проблема в том, что ты постоянно встреваешь в неприятности на пустом месте. А я и так слишком много с тобой провозился. Очень обидно, если мой труд пойдет насмарку. Так что придется отвести тебя за ручку, чтобы я смог зажить спокойно и не натыкаться на всяких беспомощных оборотней по подворотням.
Цуру от подобной отповеди густо покраснела и кинула на меня возмущенный взгляд. Ну, хотя бы избавилась от этой паники и тоскливой обреченности. А то больно смотреть даже такому цинику как я. Чувствуешь себя не то маньяком, не то палачом.
— Я не беспомощная! И мы не вьем никаких гнезд! И не водим под храмы! — Обидная характеристика придала ей сил. Девушка обиженно запыхтела, потом попыталась встать, но тут же охнула, схватилась за бок и почти сразу сдулась:
— Просто мы почти ничего не знаем о мире людей. Эта простодушная Цуру растерялась… — Девушка начала мяться, но отвечать на вопрос о своем месте жительства все еще не хотела. Стеснялась? Да вряд ли. Не хочет подставлять другую нелюдь? Вероятнее всего. Вроде в своей истерике она упомянула какого-то каппу.
«Ну и ладно, пойдем окольным путем», — Решил я, и зашел с другого бока:
— Тогда ответь мне, что ты делаешь здесь в парке? — Я вовремя вспомнил читанный от скуки учебник литературы. А именно, отрывок из одного японского классика. В нем описывалось путешествие героя в скрытой Долине Журавлей. Куда есть ход, но нет выхода. Или наоборот? Гм, не помню. В тот раз мне казалось интереснее его описание конфликта с одним из старейшин, чем переливание из пустого в порожнее, замаскированное попытками философии «как у взрослых».
— Я живу здесь, в парке, — Все-таки выдала она, — Сотни лет назад на этом месте стояла священная роща, в которой имелся ход на Ту Сторону. В наш мир, в мир Тэнгу, в мир… Почти куда угодно. Тринадцать великих дубов-итиигаси охраняли ручей, что тек одновременно во всех сущих мирах, укромных местах и духовных складках. Но теперь нет ни ручья, ни деревьев. Только мертвый пруд со стоячей водой, — Закончила она грустно.
— Как же ты сюда попала, если ничего больше нет? — Полюбопытствовал я.
— Из нашего мира перейти в ваш куда проще, — Цуру нервозно дернула плечиком, не желая выдавать фамильные секреты, — Все же он — основной. А вот из вашего к нам в Долину… — Она вздохнула, — Уйти обратно этой несчастной Цуру теперь невозможно.
