Как вы и сами можете предположить, смерть – не единственное, что случилось в архиве в тот день. Была ещё и кража. Тоби заметил рукописные нотные листы с сонатой на подставке для нот и, решив, что миссис Бёрч они уже не понадобятся – раз она мертва и всё такое, – засунул ноты в свой рюкзак, стараясь не касаться тела и не тревожить улики. Тоби видел по телевизору достаточно криминальных программ. Но начиная пробираться к выходу, он кое-что услышал. Звук определённо не могла издавать миссис Бёрч. Может, это шумел ветер. Люди часто обвиняют ветер, когда слышат странные голоса. Ему бы нанять адвоката и судиться. Но нет. Как бы сильно Тоби ни хотел в это верить, ветер был ни при чём. ДЗЫНЬ. Звук раздался снова. Палец… который нажимал на клавишу фортепиано.
Тоби побежал. Он бежал, не оглядываясь, с сонатой, спрятанной в его рюкзаке.
С того дня Тоби ни разу не спускался в архив, но в свете последних событий решил его проверить.
И тогда музыка зазвучала снова.
Тоби собрал всю свою решимость, чтобы спуститься по длинной тёмной лестнице, вдоль которой стробоскопом мерцала одна-единственная флуоресцентная лампа, отчего мальчик чувствовал себя героем фильма. Он остановился, когда в дальнем конце коридора замаячила дверь. Как и обещали слухи, она была опечатана тяжёлыми цепями. Тоби отчётливо слышал стук своего сердца, которое, как метроном, билось в такт сонате. Кто-то – или что-то – играл на фортепиано миссис Бёрч с другой стороны двери. Соната вдруг стала гораздо громче – слишком громкой, чтобы можно было оценить её красоту. Всё то же произведение теперь отчего-то звучало ужасно.
Тоби закрыл уши руками, пытаясь заглушить звук. Музыка не стихла, даже когда он попятился по лестнице назад, спотыкаясь о собственные ноги.
– Хватит! – закричал он. – Ты всё портишь!
Тоби шаг за шагом продвигался в сторону двери, а соната всё нарастала.
– Хватит! Хватит! Хватит!
И тут Тоби похолодел. Он почувствовал позади себя чьё-то присутствие, словно некто наблюдал за ним из противоположного конца коридора. Когда мелодия достигла своего пика, Тоби обернулся.
Сверху на лестнице он увидел тёмную фигуру человека, который поджидал его. Он молчал. Тоби завопил, человек бросился вперёд и схватил его за руку. В мерцающем свете Тоби увидел Джорджа, уборщика, который, вопреки слухам, всё же не был в психбольнице.
– Что за шум?
– Фортепиано! – закричал Тоби. – Вы его не слышите?
Уборщик приложил ладонь к уху и прислушался.
– Кроме жужжания этой лампы, ничего не слышу. – Он поднял лампу на замену старой.
Но Тоби настаивал на своём.
– В архиве кто-то есть. Нужно проверить. У вас есть ключ?
Уборщик покачал головой:
– Ключ-то есть, но войти туда я не могу. Архив – запретная зона с тех пор, как миссис Бёрч… ну ты знаешь. – Он провёл большим пальцем поперёк шеи. – Я тебя уверяю, там никого нет. Там и не должно никого быть. А теперь иди, а то пропустишь последний автобус.
Тоби задержался ещё на мгновение, подозрительно глядя на уборщика Джорджа.
– Вы тоже в этом замешаны, да? Я понял. Вы всего лишь уборщик. Вам завидно. Никто не станет аплодировать стоя за чистку туалетов! – Тоби рассмеялся прямо в лицо Джорджу. Он смеялся так сильно, что даже не слышал ответ уборщика. Что и к лучшему, дорогой читатель. Ответ уборщика состоял целиком из взрослой лексики, не подходящей для печати.
Тоби вновь услышал сонату на следующий день, когда готовился к празднику дня рождения своего маленького двоюродного брата. Музыка доносилась из телевизора в гостиной как фон рекламы страхования жизни.
Страхование жизни. Тоби стоило бы поразмыслить над этим.
В тот же день, немного позже, он услышал музыку снова, во время праздника. Малышу Скотти исполнилось шесть, и Тоби купил ему в подарок игрушечное фортепиано. Но малышу Скотти это было неинтересно. Он хотел смартфон последней модели, а не игрушку для малышей. Тоби разозлился, причём справедливо. Всё же малыш Скотти был его кровным родственником; он должен был ценить музыку так же, как его старший брат! В знак протеста Тоби отказался петь «С днём рождения» этому завистливому маленькому сопляку. Вместо этого он забился в уголок для игр, пока его родственники набрасывались на торт-мороженое. И тут Тоби услышал игрушечное фортепиано. Сначала оно звучало так, словно кто-то беспорядочно бил по клавишам, но потом мелодия изменилась. О, ты уже догадался, что должно было звучать, дорогой читатель? Игрушечное фортепиано начало исполнять сонату, и по позвоночнику Тоби вверх и вниз побежали мурашки от этой мрачной симфонии. Он подошёл к игрушке, охваченный ужасом. Та была запрограммирована играть детские песенки, вроде «У Мэри был барашек». Она просто не могла знать «Подругу Дженни»!
И тут Тоби сделал то, что первым пришло в его безумные мысли. Он наступил на игрушечное фортепиано. Тоби снова и снова топтал игрушку, пока та не замолчала совсем. Пока не замолчали все, кто был с ним в комнате. К Тоби с осуждением повернулись завистливые лица. Словно эти бездарности имели какое-то право судить гения. Да, решил Тоби, все они были в этом замешаны, за исключением малыша Скотти. Потому что малыш Скотти не смотрел осуждающе; он улыбался. Он ненавидел игрушечные фортепиано.
– А теперь мне купят смартфон?
Смартфон малышу Скотти так и не купили. А Тоби в ту ночь почти не спал. Соната проникла даже в его сны. А когда Тоби открыл глаза, всё стало только хуже. Музыка была повсюду. Она звучала по радио в машине. Доносилась из наушников садовника. Её насвистывала девочка на улице. Она даже играла фоном в «Мире еды».
«Подруга Дженни» была везде, куда бы он ни шёл, и сводила с ума.
Тоби был твёрдо уверен, что «они» все были в этом замешаны, включая маму, которая напевала мелодию за ужином. Он не мог в это поверить! Даже собственная мать завидовала ему! Совсем как мать Бетховена! Кхем. Мама Бетховена никогда ему не завидовала. Спросите самого Бетховена. Я спрашивал, мы давние друзья, знаете ли.
Но они не могли сломить Тоби. Он был твёрдо намерен поразить весь мир в финале конкурса, до которого теперь оставался всего один день. Тоби выиграет стипендию в прямом эфире, и его будут прославлять как гения. Если бы только он мог остановить сонату, которая пожирала его мозг. Временное чувство облегчения ему давали краткие минуты чтения, когда он прятался в коридорном шкафу. Он набивал в уши по пригоршне ваты. И это работало, отрезая все звуки на планете, что Тоби совершенно устраивало. Ему не были нужны «их» слова. Он жаждал только «их» аплодисментов.
Соната поджидала Тоби, когда он пришёл на очередное утреннее собрание, просачиваясь через толщу ваты как кровь через бумажное полотенце. Омерзительная версия шедевра миссис Бёрч вновь поднималась из архива.
– Я снова её слышу! – закричал Тоби, вытаскивая вату из ушей.
