Что?
Смотрю на него удивленно, запрокинув голову.
Я бы подумала, что это шутка, но даже не видя толком его глаза понимаю, что он не шутит! Слишком странный у него голос, будто этой фразой он бросает кому-то вызов.
— В смысле ты не садишься? — спрашиваю недоверчиво.
Он опять молчит, а я жду пояснений, глядя на него изумленно. Все происходящее сейчас говорит мне о том, что вопрос гораздо глубже, чем может показаться на первый взгляд.
Что за чертовщина?
— Я не поеду в чье-то машине в компании посторонних людей, — говорит, посмотрев в сторону. — Для меня это не комфортно. Им со мной тоже будет не комфортно.
Мои мозги усиленно соображают.
Что это за заскок такой?
— С чего ты это решил? — выкрикиваю я. — Что за… чушь?
Я прекрасно знаю, что он бесит очень большое количество людей. Он и меня дико бесил, но это потому что он грубый и невыносимый…
— Это реальность, — говорит серьезно.
— Может ты ещё детей ненавидит? И стариков? — возмущаюсь я.
— Может быть, — отвечает деревянным голосом.
Мои брови сходятся на переносице.
— Но на самолетах же ты летаешь? — требую я. — И ничего, выдержал.
— Это другое, — продолжает глядеть куда-то в сторону. — Я… не умею общаться с людьми из вежливости. Многих это обижает или бесит.
— Объясни, — топаю я ногой.
— Я уже объяснил. Я не люблю посторонних. Они не любят меня.
Он не общительный. Это я тоже прекрасно знаю. Закрытый. Сложный. Кажется, он был таким с самого детства, именно поэтому в школе превратился в волчонка, которого все задирали. Но сейчас-то он не маленький! Я не психоаналитик, но это… так не должно быть. Почему его отец не объяснил ему этого, черт возьми?! Кто, если не он? Он вообще вкурсе? Или у него на собственного сына тоже времени не нашлось?
— Нас просто подкинут до города, — пытаюсь достучаться я. — Просто подкинут, и все.
— Я не знаю этих людей, — упрямо повторяет он.
— Но я их знаю! — дергаю за его куртку.
— Алена… — выпускает он мой локоть и отходит на шаг.
— Это моя сестра… — продолжаю ему в спину. — Двоюродная…
— Езжай с ними, — подхватывает лопату и идет к багажнику.
— А ты? — требую, идя следом.
— Отцу позвоню… — захлопывает крышку, направляясь к водительской двери.
Схватив его за рукав, разворачиваю к себе.
— Да он сюда два дня добираться будет.
— На базе переночую.
Я понимаю, что настаивать дальше — это как биться головой о стену.
Что за человек? Почему меня так задели его слова?
Со мной в школе учился такой отморозок, которого лично я бы даже в общественные места пускать запретила. И как бы там ни было Ник… он адекватный и… умный, просто бескомпромиссный… и местами придурок. Но он думает о себе слишком строго!
Ведь это простые вещи…
Я не понимаю. Не понимаю его. Кажется, он этого и не требует, но ему явно не по душе этот разговор…
От очередного порыва ветра меня встряхивает, колючий холод ползает по ногам.
— У меня экзамен завтра, Барков… — сглатываю, чувствуя ужасный дискомфорт в груди. — Мне надо в город.
Дискомфорт от того, что по каким-то неведомым причинам я не хочу ехать куда-то без него. Он что, останется здесь один? На этой базе? В каком-нибудь номере?
Он не маленький.
Ну и что?
— Провожу тебя до машины, — кивает, блокируя свою машину.
— Поехали со мной, — прижимаю к груди окоченевшие в варежках руки.
— Олененок… — упирает он руки в бока и расставляет ноги.
— Пожалуйста, Барков… — выпаливаю я.
Он смотрит на свои ботинки. Хмурый и задумчивый.
В этой куртке и ботинках он выглядит таким здоровым, что где-то в животе у меня щекочет.
Он молчит, и я повторяю вымученно:
— Ну поехали… Я без тебе… не хочу…
Не знаю, что творю… но я сказала правду.
— Ты забрал меня из дома, теперь верни обратно… — снова выпаливаю я.
Вдохнув так, что взмыла вверх широкая грудь, он чертыхается.
— Боишься, что тебя по дороге высадят? — кивает на меня подбородком. — Потому что ты в попе заноза?
— Нет… — кусаю губы от смеха. — Не этого…
Я боюсь. Но совсем не этого.
— А чего? — рывком открывает он водительскую дверь.
Усевшись боком на сиденье так, что качнулась машина, достает из бардачка документы и засовывает их в нагрудный карман.
Улыбаюсь в своем шарфе, потирая друг о друга ноги и руки и умирая от холода.
Захлопнув дверь, Ник опять блокирует машину и, сделав ко мне два широких шага, наклоняется.
— А-а-а-й… — визжу, оказавшись висящей на его плече.
— Куда? — рычит он, накрыв своей лапой мою задницу.
— Там… — упираюсь руками в его спину. — Где вагончик с кофе!
Жестко стаптывая своими ботинками развороченный снег, он быстро шагает к Оксаненой Ниве.
Глава 30
Капюшон его толстовки закрывает мне весь внешний мир. Пытаюсь скинуть его, но делаю только хуже. В моих ботинках столько талой воды, что теперь уже не важно, дойду я до машины сама или нет, но если бы я пошла сама, рухнула ы в ближайший сугроб, уверена, а этот варвар продирается через снег так, будто у него не ноги, а тараны!
Пишу и хихикаю, выкрикивая все, что приходит в голову.
— Дурак… ааай… ты из леса что ли? Ааааааай…
— Блин, — рыкает Ник, прибавляя ходу. — Не вертись!
Хотя это без разницы! Кажется, я для него вообще ничего не вешу, и от этого мои внутренности опасно плавятся, даже несмотря на то, что мне кошмарно неудобно! Это плавление так пугает, что я вмиг замолкаю, пораженная тем, что… что… Никита Идиот Игоревич может быть таким. Каким? Заботливым неандертальцем, вот каким!
— Неудобно! — визжу я.
— Тссс…
Обогнув капот буксующего Шевролет, переходит на легкую трусцу, от чего меня болтает в три раза жестче!
— Ник! — ору я возмущенно.
— Добрый вечер… — слышу его приглушенный голос, а потом он сгибает колени и ставит меня на ноги.
— Добрый… эээ… — тянет Оксана где-то за моей спиной. — Вечер…
Рука Баркова сжимает мою талию, пока путаюсь в капюшоне, сползжей на глаза шапке и в своих волосах, упав на его грудь.
