— Валя, — слышу над своей головой. — Готовь капельницу.
Не реагирую, ухватившись глазами за тонкую руку, лежащую рядом с моим бедром.
Отойдя к окну, обнимает себя руками и отворачивается, когда в мою вену загоняют иголку.
— Почувствуете дискомфорт, нажмите кнопку, — брезгливо бросает медсестра, выходя из палаты вслед за хирургом.
Тишина давит на мозги, а кольцо, сжимающее грудь превращается в тиски. И даже не особо внятно соображая, я понимаю, что меня ждет самый сложный разговор во всей моей чертовой жизни.
Глава 44
Никита
— Там бульон и… хлеб, — глядя в окно, говорит Алена.
Смотрю на пакет перед собой, чувствуя, как желудок заходится от голода.
Что за, мать его, магия?
Теперь хочу есть. Хочу скорейшей регенерации всего. Хочу встать с этой койки, и поскорее. Хочу засунуть голову Колесова ему в задницу и провернуть пару раз. Но больше всего хочу, чтобы последних двух дней в моей жизни никогда не случалось.
— Я сама пекла… — продолжает Алена, водя пальцем по стеклу.
— Что? — хриплю, впившись глазами в тонкий силуэт.
— Хлеб. В общем, не важно…
— Спасибо, — говорю быстро. — Я… такого никогда не пробовал…
— Ничего особенного…
Нихрена подобного.
— Ладно… — соглашаюсь, потому что боюсь ее спугнуть.
Приподняв голову, наблюдаю за тем, как трёт свои плечи ладонями.
Желание согреть ее собой заставляет дернуться, но боль в груди напоминает о том, что я смогу это сделать, только если она сама захочет.
— Ммм… — издаю позорный стон, на секунду зажмуриваясь, а когда открываю глаза, встречаю испуганный взгляд голубых глаз.
Они осматривают мое тело и обеспокоенно смотрят мне в лицо. В этот момент на сто тысяч процентов мне становится легче. Я вдруг понимаю, что она никуда от меня не денется. Она будет там, где я. А я буду там, где она. Она пришла, потому что я здесь. Я бы пришёл туда, где она, если бы мог. И я больше… никогда не оставлю ее одну. Рука сжимается в кулак от решимости, с которой я обещаю это нам обоим.
Вцепившись в ее глаза своими, не отпускаю.
Закусив губу, Алена прячется от меня, снова демонстрируя свою спину.
— Эмм… — вдыхает. — Твой отец… он…
— Что?
— Он спрашивал что с тобой случилось.
— А ты?
— Я сказала, что ничего не знаю. Я… в общем я подумала, что если ты сам ему не рассказал, то… наверное не хочешь…
Умница.
— Ты все правильно сделала… — сиплю, чувствуя как у меня в груди происходит какой-то неадекватный взрыв.
То, что мое мнение она поставила на первое место, делает меня слегка диким. Как и то, что она пришла сюда ко мне, потому что, мать его, не могла по-другому.
Напряжение давит на виски, когда зову, не спуская с нее глаз:
— Алена…
В моем голосе столько гребаной нежности, что ее даже из космоса слышно.
— Я уже пойду… — вдруг срывается она с места.
— Морозова! — рычу, оттолкнув пластиковый стол и вскочив с кровати. — Ты помнишь, что я сказал?!
Уронив на пол ноги, задерживаю дыхание.
Подлетев к двери, она прижимается к ней лбом и с убивающим меня отчаянием бросает:
— Ты много чего говорил.
Схватившись за штатив капельницы, пытаюсь встать.
Чертыхаясь, сажусь обратно.
— Что ты делаешь?! — выкрикивает, обернувшись. — Совсем дурак?!
Выдохнув, настойчиво повторяю:
— Ты помнишь, что я сказал тебе вчера?
Глядя на меня через плечо, сверкает глазами и поджимает губу.
— Вернись в постель, — выпаливает.
— Ты можешь бегать от меня хоть до пенсии, — игнорирую, глядя в ее глаза. — Но мы все равно поговорим. Потому что я сказал, что люблю тебя. И это не долбаная шутка.
Сжимаю зубы, когда отвернувшись, она утирает рукавом свитера щеку.
В этот момент я ненавижу себя. Я не хочу, чтобы она плакала.
Твою мать!
Да я весь ее. Со всеми потрохами. С тех пор, как увидел впервые, таскаюсь за ней, как бездомный кобель, она этого даже не поняла. Я был везде, где была она. Как придурошный сталкер. Смотрел и не знал, что мне с ней делать.
— Ее ты тоже любил? — спрашивает, запрокинув к потолку голову.
— Мне ни разу за два года не пришло в голову сказать ей таких слов. Это по-твоему любовь?
Алена всхлипывает. Всхлипывает и упрямо молчит.
— Мне… — откашливаюсь. — Нужно, чтобы ты помогла.
Опять молчит, и я понимаю, что сейчас пожалею о том, что на свет родился, но я бы никогда… твою мать… никогда не пошёл с этим вопросом к своей бывшей.
— Что там произошло? — спрашиваю, готовясь к тому, что мне на башку оденут унитаз.
— Пф-ф-ф… — складывает Алена на груди руки, наконец-то отлипнув от двери.
Глядя на свои ботинки, бормочет:
— М… Где?
Тело сковывает напряжение.
Пройдясь языком по потрескавшейся губе, говорю:
— Ты…
Твою мать…
— Была у меня? Позавчера?
Подняв глаза, она смотрит с таким подозрением, что чувствую запах серы.
Говно.
Это значит была?
— Ты… серьезно? — говорит холодно, вскинув свой маленький упрямый подбородок.
— Кхм… — откашливаюсь. — Да?
Округлив рот, она превращается в ошпаренную кипятком кошку.
— Ты что… ты не помнишь?! — округляет глаза.
— Успокойся… — давлю я. — Я с ней не спал, — говорю уверенно.
Я думал об этом, кажется, часов пять.
И пусть я ни единой минуты не помню, но точно знаю — даже в аффекте все мои рецепторы реагируют только на одну девушку. В последние две недели это превратилось в наброшенный на мою шею поводок. Я хочу только ее, а других, как старпер, вообще не замечаю. И даже в аффекте я всегда пользуюсь презервативами, а их у меня не было. Потому что с Лерой мы не были близки с самого, задница, сентября!
— Ты ничерта не помнишь! — орет Аленушка и, осмотревшись, ищет чем бы в меня запустить. — Ты здоровенный, двухметровый, тупоголовый придурок!
Сорвав с крючка умывальника полотенце, швыряет в меня. Оно падает к моим ногам, когда повторяю:
— Я с ней не спал.
