Он старше на два года, но я о нем раньше ничего не слышала. Я бы и о Баркове узнала как утка на третьи сутки, если бы не наше «родство».
Где-то за поворотом взрывают салют. Разноцветные искры сверкают над крышей пятиэтажки, напротив которой маячит указатель с названием «моей» улицы.
— Здесь поверни, — велю я, указывая пальцем на поворот. — Прямо и до конца. Красный забор…
Подъехав к воротам отца и сына Барковых, Артём глушит мотор и мы погружаемся в тишину.
На этой улице все дома элитные, и жильцы тоже. Полгода назад я даже не знала о существовании этой улицы и в эту часть города никогда не забредала. У нас с мамой своя квартира, но мне даже в голову не приходило оставить ее на новом месте одну. А когда родится наша кроха, я понадоблюсь ей тем более.
Искрящиеся снежинки начинают медленно приземляться на лобовое стекло.
Дернув ручник, Артём набрасывает на голову капюшон и выходит из машины. Надев шапку и варежки, слежу за тем, как он обходит капот и открывает для меня дверь, протянув руку.
Морозный воздух забирается под мою юбку, но по каким-то причинам я не спешу сорваться с места и умчатся в дом. Вместо этого держу свою руку в его и наблюдаю за тем, как вокруг его капюшона клубится снег.
Сделав глубокий вдох, он смотрит в мое лицо исподлобья.
Передергиваю плечами, посмотрев на небо.
Оно черное, как бесконечная пропасть.
Я не сопротивляюсь, когда вокруг моей талии завязывается петля из стальной руки. И когда меня прижимают к большому теплому телу. И даже когда за моей спиной смыкаются полы огромного черного пуховика. И когда щеку обдает теплым дыханием, в котором улавливаю привкус кофе. Просто закрываю глаза и позволяю мягким, очень осторожным губам коснуться моей кожи. Сначала на скуле, потом на щеке.
— Я тебя сейчас поцелую, — хрипловато говорит Артем. — Если не остановишь.
— Ты всех девушек на первом свидании целуешь? — шепчу, чувствуя его губы в миллиметре от своих.
— Только тех, кого завтра поведу в кино.
Смеюсь, открыв глаза.
— Ты наглый, — замечаю, глядя в его улыбающиеся глаза.
В остальном он спокоен и собран.
— Просто сильно хочу тебя поцеловать.
Мои щеки загораются от удовольствия. Я тоже хочу, чтобы он меня поцеловал.
— Поцелуи полезны для здоровья, — пожимаю я плечом.
— Угу. Жизнь продлевают, — кивает Артём, внимательно наблюдая за моим лицом. — Так что, целуемся?
Обведя кончиком языка свои губы, киваю.
Выпустив изо рта клубок пара вместе с дыханием, Артём склоняет голову и прижимается своими губами к моим. Стайки мурашек бегут по моей спине, когда он начинает прихватывать мои губы своими. Пробуем друг друга целую вечность, пока его грубоватая ладонь не ложится на мою щеку, заставляя склонить набок голову, и мы начинаем целоваться по-настоящему.
Черт…
Он целуется… умело. Так, будто сдавал экзамены. Забирая весь мой воздух до головокружения и крепче сжимая мою талию.
— Полегче, Трактор… — шепчу, разорвав поцелуй.
Издав тихий смешок, запрокидывает голову и вдыхает, спрашивая:
— Пойдёшь со мной в кино?
— Мы будем целоваться? — кусаю я губу.
— Будем, — говорит убежденно, размыкая руки и выпуская меня из своей куртки.
Пятясь к двери, беспечно бросаю:
— Я подумаю.
Развернувшись, вставляю ключ в замок и закрываю за собой калитку, бросив взгляд на застывшую посреди улицы фигуру.
Прижавшись лбом к холодному металлу, улыбаюсь и закрываю глаза. Губы горят, и щеки тоже.
И мне почти плевать на то, что стоянка у дома пуста. И на то, что свет горит только на первом этаже. Но меня расстраивает то, что в доме я застаю только свою маму в компании черныша. Расстраивает, потому что она выглядит очень печальной. Закутавшись в толстый вязаный свитер, она смотрит какой-то фильм в гостиной под мигающие огни новогодней елки. Полулежа на диване и придерживая одной рукой свой большой живот, рядом с которым храпит свернутый в калачик Черныш.
— Ты рано… — приподнимает мама голову, на которой красуется высокий конский хвостик.
Я думала в беременность женщины набирают вес, но у неё все как-то наоборот. Будто растет только живот, а сама она на его фоне становится все тоньше и тоньше, хотя на этой неделе ее щеки начали округляться.
Усевшись на пол рядом с ней, заглядываю в чёрную сонную мордашку своего кота. Еле поднимая веки, он пытается тряхнуть головой, но вместо этого снова ее роняет.
— Вкусно пахнет, — улыбаюсь я.
— Я готовила ужин, — прикрывает мама глаза. — Игорь задерживается. А ты голодная?
Задерживается?
Уже почти одиннадцать вечера.
Он «задерживается» частенько. Их совместная жизнь мало похожа на супружество в моем понимании. Кажется, мама думает также. Это очень меня расстраивает, и я не знаю чем ей помочь.
Не могу же я указывать Баркову-старшему во сколько ему приходить домой?
— Я не ем после шести, — говорю маме, проваливаясь в сообщение на своём телефоне.
— Ну и зря, — вздыхает она, снова укладывая голову на диванную подушку. — Ходишь полуголодная…
«Подумала? 16.00, 17.00, 18.00… выбирай время», — читаю я на дисплее.
«Мы расстались десять минут назад», — быстро печатаю я в ответ.
«Окей, сам выберу», — тут же прилетает мне сообщение.
Боже.
Как меня угораздило вляпаться в Артема Трактора Колесова?
* * *
«Карина, которая живет в одной комнате с двоюродной сестрой Барковской Леры, спросила у меня в чате, встречаешься ли ты с Колесовым», — читаю сообщение от Аньки, пытаясь вникнуть в суть написанного.
В девять утра воскресенья сделать это не просто, особенно мне. Чтобы начать соображать более менее ясно, мне нужно дождаться минимум одиннадцати утра.
«И что ты ответила?», — печатаю, морщась от запаха жареного бекона, который наполнил просторную кухню дома Барковых.
Я говорю «Барковых», потому что ни я, ни мама не чувствуем себя здесь… как дома в полном смысле слова. Она точно не чувствует себя здесь «хозяйкой», я слишком хорошо ее знаю, чтобы этого не понять.
Подняв глаза, смотрю на нее, снующую между плитой и бесконечным разделочным островом. Она погружена в себя, но с ней такое часто бывает. Полгода назад мне показалось, что ее подменили, такая она была счастливая и живая. А сейчас… даже не знаю.
На ней очень милый лиловый вязаный костюм, состоящий из пушистого свитера и юбки, а поверх них фартук в цветочек. Ей и ее животу очень идет, как и собранные в аккуратный пучок на макушке волосы. У неё такая тонкая шея, как у какого-нибудь эльфа. У меня в принципе такая же, но мне ведь не тридцать восемь.
