— Твои идут к Глазторну, — хриплым голосом сказал Эйнар и сел рядом. — Если держаться вдоль побережья, то дойдём за неделю. Через Мёртвые Земли быстрее, но там опасно.
Людвиг кивнул. Ранка на подбородке уже засохла. Надо бы обработать. А ещё сказать ему, что он не виноват, что напортачил сам Эйнар, лишь бы парень не поедал себя заживо. Но слова не шли.
— Я испугался, — Людвиг смотрел на землю, будто там что-то написано. — Одноглазый был опасен, но тот, другой, намного хуже. Сильнее и быстрее, а я уже устал. Мне пришлось драться в полную силу. Я думал, что мне конец.
А ведь это лучшая похвала для Ульфа. Если бы он выжил, то оценил. Может, даже подружился бы с рыцарем, два таких воина нашли бы общий язык. Но они не понимали друг друга.
— И когда ты позвал его, я просто ударил, даже не успел подумать…
— И это значит я виноват, что отвлёк его, да? — Эйнар тут же прикусил губу, так сильно, что почувствовал солёный привкус. — Я же кричал тебе, чтобы ты просто защищался.
Зачем он так сказал? Людвиг сжался, будто ожидал удара. Хотел успокоить, но вместо этого обвинил. Потерял стольких друзей и делает всё, чтобы потерять ещё одного. А на каком языке он кричал рыцарю держаться? И слышал ли парень хоть слово?
Эйнар вздохнул. Надо выпутываться из этого дерьма.
— Слушай, Виг. Ты же это не со зла сделал, просто так получилось. Если бы ты понимал, что мы говорили. Всё вышло так глупо. Не вини себя.
Совсем не то он хотел сказать. Надо было принять вину самому, а не списывать дело на случай. Людвиг вздохнул и повернулся к нему. Даже в вечернем сумраке заметно, как блестят глаза.
— Нет, Эйн. Я испугался, а после этого обозлился. Увидел возможность и ударил. Ты был прав. Я виноват. Могу только мечом тыкать.
Эйнар захотел стукнуть сам себя от досады.
— Слушай, — он положил руку островитянину на плечо. — Что случилось, то случилось. Мы уже рядом, брат. Нужно идти дальше. Ты же помнишь, что обещал?
— Молодых крестьянок? — Людвиг улыбнулся самим кончиком губ.
Эйнар заметил несколько новых царапин на кирасе и прорезанный рукав куртки.
— Да, именно. Пойдём? Просто так случилось. Не грызи себя.
— Да. Спасибо за твои слова, Эйни. Они для меня много значат, — Людвиг вздохнул и уставился перед собой.
— Ладно. Подожди, я быстро.
Эйнар поднялся. Кажется, сделал ещё хуже. Но эти мысли вылетели из головы, когда он вошёл внутрь. Его ждали с оружием в руках.
— Ты заплатил деньгами Эндлерейна! — взвизгнул трактирщик и показал серебряную монетку с четырьмя ромбами с одной стороны.
Эйнар взял монету из того мешочка, что ему отдал Людвиг. Значит, островитянин тайком положил в кошелёк свои деньги. Вот он идиот… и опять обвиняет парня. Тот просто хотел, как лучше, чтобы Эйнар не остался совсем без денег. Надо было проверять, чем расплачиваешься.
— Значит, ты шпион, — проговорил один из молодых типов, красавчик с золотой цепью на шее, поигрывая мечом.
— Да какой я шпион? — Эйнар примирительно поднял руки. — Разве шпион стал бы платить деньгами той страны, из которой он? Он бы воспользовался местными.
Молодые дворянчики, хоть и продолжали корчить угрожающие рожи, переглянулись. Может, что-то есть в их головах и они отстанут?
— Тогда откуда у тебя монеты с острова?
— Лошадей продал перекупщикам, а темнеть уже начало, не проверил. Она хоть нефальшивая?
Главное, чтобы собеседники не задумались, почему кому-то понадобилось продавать лошадей в лесу, на ночь глядя, да ещё и за странные деньги. Трактирщик начал осматривать эту злосчастную монету, потом укусил.
— Вроде настоящая.
— Ну вот видите, уже хорошо. Серебро — это серебро, всегда можно переплавить.
Красавчик выхватил монету. Высокомерная гримаса сильно портила приятные черты лица.
— Я её конфискую, — сказал он.
— Как угодно, — Эйнар кивнул. Лишь бы отстал.
— Как угодно, милорд, — с нажимом произнёс один из спутников красавчика, парень с короткими усиками, но всё же не с таким высокомерным выражением лица. Наверное, у него титул поменьше.
— Как угодно, милорд, — повторил за ним Эйнар.
— И поклониться, — добавил усатый. — Или ты не знаешь, с кем говоришь?
— А это действительно необходимо? — спросил третий, высокий и небритый парень. Похоже, он олицетворял совесть данной компашки. Но дворянчики к его гласу не прислушались.
— Чтобы какой-то бродяга передо мной выделывался? Не бывать этому!
Эйнар понятия не имел, как нужно кланяться, но отошёл на шаг и неловко кивнул. Знатные молокососы скривились. Значит, неправильно и их, несомненно, приятный разговор на этом не закончится.
— Ну кто так кланяется? — не успокаивался красавчик. — Тупой кретин. Покажи ему.
Усатый зашёл сзади и подсёк ноги ножнами меча. Колени с гулким стуком ударились об пол. Больно. Хоть бы отстали после этого, но Эйнар понимал, что всё только начинается.
— Да чего мы на него время тратим? — спросил небритый. — Поехали уже, Вечный с ним!
— И спустить с рук такое неуважение? — возмутился красавчик. — Вот поцелует сапоги и пусть катится.
— Давай уже! — усач наступил Эйнару на спину. — А слушай, Густав, он же лошадей продал. Наверняка там ещё вражеские монеты.
— Точно! Посмотри в сумке. Но сначала…
Один из самых худших дней в жизни грозил стать хуже. Стоит им заглянуть в сумку…
Красавчик придвинул ногу в перемазанном грязью сапоге поближе.
— Да оставь ты его в покое! — сказал небритый. — Постоянно всех задираешь.
— Целуй сапог!
— Отстаньте от него, — раздался знакомый голос.
— А ты ещё кто? — высокомерное лицо красавчика сморщилось от возмущения. — Чего так вырядился? Один из этих бродячих идиотов?
— Ты много себе позволяешь, — сказал Людвиг.
Все трое дворянчиков напряглись. Усач убрал ногу, и Эйнар смог отодвинуться подальше от сапога с его владельцем-идиотом. Людвиг стоял, прислонившись к дверному косяку. Такого спокойного лица у парня никогда не было. Но глаза просто горели от бешенства.
— Милорды, — небритый встал между красавчиком и Людвигом. — Давайте разойдёмся миром, каждый в свою сторону. Зачем нам ссориться?
— Это угроза? — красавчик будто не слышал слов приятеля.
— А ты такой тупой, что не понял это? — рыцарь плюнул на пол.
От возмущения дворянчика перекосило. Остальные посетители сгрудились у стойки, стараясь держать подальше, но не настолько, чтобы не видеть, чем всё закончится. Из кухни выглядывали слуги.
