Я остановил Милягу, тоже слез на землю и бросился за ними следом.
— Слушай, погоди ты… Да стойте ж вы, в конце-то концов! — я ухватил Малька за рукав. — Не дури. Не злись ты. Ты что ж думаешь, что, если уйдёте, то будет вам счастье?! Ага, щас! Если будете вот так же трепать языком, то вас непременно схватят и казнят. И дело загубите. Вы ж меня на допросах выдадите, и мне тоже будет хана…
Малёк резко остановился и глянул на меня в упор:
— Эх, а я тебя другом считал… Ты что ж думаешь, что я вот так тебя нихельцам выдам? Да пошёл ты знаешь куда?!
— Ты, конечно, не выдашь, — послушно согласился я, кивая. — А она? А когда её пытать начнут? Ты об этом подумал? Её ж на твоих глазах пытать будут, нарочно.
Малёк весь напрягся, готовый лопнуть, но, глянув на подругу, приостыл.
— Себя не жалко — её пожалей, — продолжал я гнуть своё. — И золото. Ты что, не понимаешь, что вот всё это, — я широко отмахнул рукой назад, к телеге, — нихельцам достанется? Я ведь от погони не отобьюсь. А враги на это золото знаешь, сколько всего накупить смогут??? Давайте так: доберёмся сначала до наших, а потом можете идти, куда хотите и болтать всё, что хотите. Вот ни слова я вам не скажу, — честно!
И я даже знак Пресветлого на себя наложил, от чистого сердца.
Мы кое-как помирились и продолжили свой путь.
Меня глодало любопытство: вылечила Солнышко хозяйку или нет? Она фыркнула:
— Подумаешь! Как будто что-то особенное у ней! Живот болит, кровь выделяется и жар небольшой. Нужно каждый вечер заваривать 3 большие ложки аниса в трех стаканах кипятка. Наутро процеживаешь настой и пьёшь его маленькими порциями в течение дня. И вот так нужно делать от 2 до 6 недель. Потом ещё на ночь делаешь компресс: половину стакана красной глины в небольшом количестве горячей воды доводишь до кашеобразного состояния и полученную смесь наносишь в теплом виде на низ живота. Эти рецепты в наше время и без меня нужно знать любой бабе в любой деревне. Всё-таки тёмный у нас народ, неграмотный. Я у них не то, что ведуньей — академиком могу называться.
И она весело улыбнулась — ну, точно, как будто яркое солнышко выглянуло из-за хмурой тучки, и даже как будто светлее стало. Мы с Мальком тоже невольно заулыбались.
В эту ночь я во время своего дежурства к нашей стоянке даже не подходил: нарезал круги подальше. А утром опять спал: телегой управлял Малёк, понемногу осваивая эту науку.
— Приехали!..
— А? что? — я спросонья сразу схватился за топор.
Малёк показывал вперёд. Я тоже туда глянул: река, широкая такая и спокойная. Чистое небо с пятнами лёгких плывущих облачков. Насекомые стрекочут, непугливые. Освежающий ветерок играет, и Миляге даже не нужно хвостом кровососов отгонять. Благодать. Как будто никакой войны нет и никогда не было. А зачем же тогда меня разбудили???
Мост через реку. Хм, какой-то он не такой… Я бы сказал: это только мост на половину реки, а второй половины вообще не имелось. И причина тоже была понятная: оставшиеся пролёты хранили чёрные следы пожара. Война всё-таки задела и эти места.
Вот и приехали…
Я слез с телеги, сошёл на обочину, прошёлся, разминая затёкшее тело. Ага, вон видно фиолетовые стебельки моровки. Я сорвал одну травинку, зажевал задумчиво. Малёк сидел на облучке, покачивая головой в такт то ли мыслям своим, то ли песенку какую пел про себя — разумеется, непристойную, солдатскую. Солнышко неодобрительно на меня косилась, как будто бы я хмельное хлестал ковшиком, а не жевал расслабляющую травинку. А что же ещё мне оставалось делать? Плакать, что ли, от отчаянного бессилия?
Конечно, мы, молодые, и пешком смогли бы дойти, когда-нибудь. Но что делать с проклятым золотом? Всё-таки топить в реке? Жалко, аж до слёз жалко.
Телега реку не пройдёт. Там, где мостов не имелось, создавали паромные переправы, но мы же не можем тут целый плот строить, который выдержал бы и лошадь, и тяжеленную телегу. У нас, кстати, с собой ни единого гвоздя не имелось.
Вообще-то, Миляга смогла бы эту речку сама переплыть: не абы тут что, а плавать лошади всё-таки умеют. А телега? Золото, положим, мы на другой берег по одному горшку смогли бы переправить — измучились бы, но, наверное, смогли бы. Телега же плавать не умеет, а без неё нам золото всё равно не дотащить.
Почему-то мысли упорно крутилось на том, чтобы вернуться и попытаться узнать другую дорогу. Но здравый смысл упорно сопротивлялся: даже не думай, если жизнь дорога! А я успел понять, что своему чутью нужно полностью доверяться.
Чтобы переплыть речку человеку, не умеющему плавать, — ему вполне достаточно получить всего лишь одно бревно. Телега тоже не умеет — быть может, и ей нужно помочь брёвнами? А как?
А вот так!
Я сплюнул травинку и, подбежав к Мальку, изложил ему свой нехитрый план. Он кивнул, и мы принялись за работу.
Так как топоры у нас имелись, то задача оказалась и вовсе плёвенькой. Мы принялись рубить уцелевшие опоры моста, зайдя в речку голыми.
Вот если б кто-то сказал мне, городскому человеку, что я за несколько месяцев срублю столько стволов, что из них можно было бы создать частокол вокруг иной деревни — я бы, конечно, ни за что этому не поверил. Но факт есть факт: я рублю, отлетает щепка, уплывающая потом по течению, делая ленивые зигзаги по течению такой же ленивой речки. Возле берега, где вода не такая мутная, видно мелких речных жителей, снующих туда-сюда в своих хлопотах, не понятных нам, сухопутным жителям. Когда мы тревожим их своими шагами, то они панически улепётывают, усиленно вибрируя всем телом и, наверное, думая, что этим самым их скорость увеличивается многократно, хотя нам их потуги кажутся забавными.
Малёк, с детства не знавший тяжёлой работы, рубил столбы не хуже меня. Если бы его родители знали, чем в итоге закончится обучение их сына вроде бы благородному воинскому искусству, то они, конечно же, встали б на дыбы и крепко-накрепко наказали любимому сыночку забыть навсегда дорогу в нашу школу. И вот я тоже никак не мог понять: почему же пацан из хорошо обеспеченной семьи таскается к нашему Учителю? Что ему не хватает? Может быть, ему как раз не хватало неопределённости в завтрашнем дне, жажды риска? Или он тоже обречён был пройти свой Путь Воина, как и я, и не противился этому?
И уже в который раз я вспомнил своего Учителя и его непонятные тогда слова о том, что на войне я получу знания, которые он мне дать не в силах при всём своём желании. Он, конечно, дрова меня рубить научил, — в оплату за свою науку, — но он не смог бы научить меня находить выход из любой ситуации. Эти выходы я находил под действием нервного напряжения, под угрозой гибели…
Мы завершили работу и увязали порезанной мешковиной четыре срубленных бревна, сделав что-то вроде малого плота, который подогнали вплотную к берегу. Я распряг Милягу, и мы с Мальком закатили телегу в речку так, чтобы она брюхом села на наш плот.
Переправа после этого стала сущим удовольствием. Солнышко даже ног не замочила, сидя в телеге и весело ахая на такое забавное приключение. Малёк плыл, подталкивая плот с телегой, а я — держась за гриву благодушной Миляги, которая оказалась совсем не против того, чтобы освежиться. Иной раз Малёк, забавляясь, брызгал на Солнышко водой — она визжала, как бы негодуя, но я же понимал, что это у них игра такая, для возбуждения. Неужели и я когда-нибудь влюблюсь и стану таким же придурком?
