Нам было грех жаловаться: нам дали возможность взять в кредит неплохое оружие и доспехи, по вполне божеской цене. Не новенькое, конечно, но новое и стоит другие деньги. Поигрывая «иностранным» мечом, Малёк невольно пожаловался:
— Умеют же, гады, оружие делать для людей, как для себя.
Я в это время крутил копьё:
— Кошгарцы на нас явно не разорились… Никакого сравнения!
Я метнул копьё, как пилум, в деревянный щит-мишень — оно глубоко вонзилось почти в центр, в самый край намалёванного красного круга.
— Стареешь, — подколол меня Малёк. — С такого расстояния нужно попадать с завязанными глазами.
— Да, уж… тренировки запускать никак нельзя!
Режим в первые дни у нас сложился очень даже мягкий. Нужное количество наёмников ещё не набралось, и поэтому срок отправки казался неопределённым. Раз так, то нас свободно выпускали в город: только обязательно запишись у дежурного по лагерю — и топай, куда хочешь, — без выданного оружия и доспехов, само собой. Не вернёшься — что ж, значит, не очень-то и хотелось тебе заработать. Такие вояки не нужны: нет смысла тратить на них казённые деньги.
Однажды, когда мы с Мальком шагали по улице, оба такие в приподнятом настроении, — нас обогнала карета. Ну, подумаешь, — карета: эка невидаль. Но я ещё не был сыт чужеземными лицами, и поэтому присматривался ко всем мелочам: дворянским гербам, ангелочкам на фронтонах зданий, фасонам платья, манерам, пытался понимать чужой разговор, и поэтому не мог отвернуться, пытаясь угадать, что за шишка там едет.
«Повозка» оказалась чёрной, официальной. Я ожидал увидеть там бургомистра или хотя бы почтмейстера, но с нашей стороны там восседал мужчина благородного вида, с белым, пышным воротником — такие тут на работу не носят. Взгляд у него был такой расслабленный, скользящий, никак не свойственный чиновникам с их закостеневшими мозгами и лицами, словно бы деревянными. Его локоть свешивался наружу из незастеклённого окна дверцы, показывая добротную, незаношенную серую ткань камзола.
Этот взгляд мазнул по нам, внезапно загоревшись интересом, но вдруг, словно ожегшись, стал словно стеклянным и нарочито бездумным: пассажир отшатнулся вглубь кареты. Там сидел кто-то ещё: мы услышали неясный гул беседы, — и вот уже карета тарахтит по булыжной мостовой впереди нас.
Меня словно молния пронзила — я встал, как вкопанный, но тут же, вспыхнув, побежал вослед этому экипажу и запрыгнул сзади на багажное отделение. Но мой вес оказался велик: я уже давно вышел из мальчишеского возраста, и карета невольно присела под моей тяжестью. Кучер чертыхнулся, затормозил коней — я торопливо соскочил и зашагал назад, досадуя в душе, но тоже делая вид, что как будто ничего не делал. Возница сзади что-то пробормотал, я не оглянулся, и колёса снова ритмично застучали, — всё тише и тише.
— Что это было? — спросил меня ошарашенный друг.
— Да так… ты пассажира видел?
— Ну… мельком. А что?
— Узнал?
— Э-э-э-э-э… вряд ли.
— А ты помнишь овраг, когда мы в Гренплес топали?
— Ах, ты!.. Ну, блин! Точно — ОН!!! А я-то думаю…
— Вот то-то же!
— Шпион, точно шпион! Я так и знал! Вот, гадина! А давай мы его… того!
— А ты его адрес знаешь? Думаешь, нам его в ратуше скажут?
— А что же делать?!!
— Подумать надо…
А подумать было о чём. Например, о странных золотых монетах идеально круглой формы. В наших руках успели побывать и нихельские монеты — так вот, среди них я не нашёл ни одной, которую мог бы сравнить по правильности с монетами, щедро отсыпанными странным путником. Обработка ребра у них не дотягивала до «образца». Создавалось ощущение, что этот наш «приятель» — выходец из некой ну очень уж развитой заморской страны. Которая легко штампует монеты более лучшего качества, чем их делают в наших странах. Но что это за страна такая, и какой у неё интерес в наших делах???
Мои мысли были прерваны появлением в нашем лагере лейтенанта из Стражи державы. Я заметил, как физиономия нашего десятника вытянулась, когда он поглядел в его сторону. Мне это показалось удивительным: ну, приехал ещё один хлыщ, — правда, не расфуфыренный и не заносчивый. Прибыл верхом, как простой гонец, и одет по-простому, в серый облегающий камзол. Никаких наград на груди нет, только знаки различия на рукавах. Легко соскочил с седла, небрежно кивнув ординарцу штаба, который кинулся услужливо привязывать его лошадь. Придерживая рукой меч, зашагал в гостеприимно распахнутую дверь.
Меня поразили его глаза: умные, глубокие и бесконечно печальные, как будто бы он схоронил всех родственников. Лицо — узкое, и маленькие усики на нём.
— Ого, кто к нам пришёл… — протянул десятник.
— Подумаешь, лейтенант, — пожал я плечами. — «Почти что сотник». Невелика птица.
— Сопляк ты, — презрительно фыркнул тот в ответ. — Не лейтенант, агосподин лейтенант. Этот человек у нас в стране — самый главный среди «ночных сов».
— Что-о-о-о-о-о?!!! «Ночных сов»?! Не может быть…
У меня аж ноги подкосились. И это — самая главная «сова» Нихелии?!
— Значит, набор будет.
— А нам можно попробовать?
— Если жить не хочешь, то — ради бога.
На другой день начался этот самый отбор. Нам выделили поляну за лагерем, все командиры сидели на скамье, покрытой красным бархатом. Приехал даже важный бургомистр, ещё какие-то местные шишки и с ними — целый цветник щебечущих барышень, на которых мы взирали с жадным любопытством, капая слюной, а они как будто бы не замечали наших жадных, призывных, вожделенных взглядов: кабацкие шалавы нам изрядно приелись, и хотелось бы ягодок посвежее…
— Оп-ля! — присвистнул я. — Кто к нам приехал… Узнаёшь?
— Да я его в первый раз в жизни вижу! Важный гусь…
— Да я не об этом. Ты карету узнаёшь?
— ???
— Это ведь на ней тот самый хмырь ехал…
— !!!..
— А ОН умеет выбирать себе друзей…
Бургомистр о чём-то заговорил с командиром полка, а кисейные барышни стояли кучкой в сторонке, прикрываясь от солнца белыми зонтиками. Их мужчины прогуливались кругами, ведя меж собой светские беседы и покуривая трубочки. Вся эта компания явно составляла местную элиту, и все они хорошо друг друга знали.
Очень скоро стало понятно, почему к нам заявилось столько гостей: Лейтенант устроил попарные состязания между претендентами. В этих местах, удалённых от столицы, развлечения были нечастыми гостями, и аристократия не могла упустить такой великолепной возможности. Простой народ тоже притащился поглазеть, но поле загородили невысоким заборчиком, поставили охрану, и работяги смотрели на нас издалека.
Мне достался громила — настоящая ходячая картина «дикий варвар»: могучая шея, бритая голова, лицо в шрамах и с торжествующей ухмылкой. Само собой, у него имелся обоюдоострый топор, которым тот поигрывал, как невесомой игрушкой. Густая борода и вонючая безрукавка. Э, погоди, как так — топор?!! Мы тут что, будем играть с боевым оружием?!!
