— Гха, гха! — гаркнул один из моих сопровождающих и помахал в ответ. Громко так крикнул, — у меня даже в ухе зазвенело.
Итак, дело ясное: нужно разнюхать, сколько внутри «сарая» охраны и сколько — работников. В любом случае нужно составить план так, чтобы в захвате участвовало как можно меньше людей, ибо в противном случае Кудрявый не сможет объяснить божегорцам, как через его горы прошло незамеченным большое количество вооружённых людей. Всё-таки сарай — это не замок, и выкрасть человека из него гораздо проще. Я слегка повеселел и воспрянул духом: задача показалась мне вовсе не такой безнадёжной, как представлялась изначально. Разумеется, я не скажу Кудрявому ни полслова из моих новых соображений…
Вот в таком приподнятом настроении я возвращался назад в столицу. Чтобы не бегать туда-сюда, я решил по пути заехать в расположение божегорской воинской части и завербоваться, — вернее, просто заключить фиктивный контракт, ни к чему лично меня не обязывающий. Её расположение мне сообщили в Славгороде, в городской управе: мол, там охотно принимают всех наёмников.
Дуракам контракт не писан
Военный лагерь меня впечатлил. Огромный правильный прямоугольник был окружён заострёнными брёвнами, вкопанными под углом, — остриём наружу. Деловая суета поневоле настраивала всех въезжающих на серьёзный лад.
В нос ударил знакомый запах конского пота и навоза, немытых мужских тел и нестиранного белья; в нескольких местах работали походные наковальни. Я оглядел территорию: развевались вымпелы 5-го и 7-го божегорских легионов, отдельных кавалерийских центурий. Армия была усилена пятью требушетами, парой десятков баллист и более малых онагров; скорпионов-стреломётов казалось несть числа — похоже, каждая сотня имела свой собственный.
Я попытался определить, имеется ли тут пороховое вооружение, но не сумел: всё-таки его приняли на вооружение тогда, когда я в армии уже не служил. Любой онагр или даже требушет мог оказаться метателем «адских горшков» — я поневоле почувствовал себя штатским «валенком».
По счастью, сам набор наёмников, казалось, сохранился в своей древней изначальной сути: под открытым небом стоял стол, сколоченный из грубых сосновых досок и безнадёжно заляпанный чернилами и жиром, за которым восседал ушлый вербовщик с пальцами, ещё более безнадёжно испачканными чернотой. Был он броваст, усат и волосат, а его ухмылка обнажала щербатый рот с гнилыми зубами. Рядом кучковались немногословные десятники с бандитскими рожами с недружелюбными взглядами. Всё, как всегда и везде.
На столе лежала кипа готовых заготовок для контрактов, прижатая камнем, чтобы листки не разметало ветром. За своё волосатое ухо вербовщик заткнул гусиное перо, измочаленное до полного позора.
— О-о-о-о, кто к нам пришёл! — писака лицемерно изобразил дружелюбное гостеприимство и кивнул на грязный, расшатанный табурет. — Божегория всегда рада славному солдату! А Вам что угодно, дедушка?
Не буду спорить: моя полуседая голова и полукоричневая кожа выдавали во мне юношу в довольно зрелых годах, но всё-таки мне казалось, что для внуков я ещё довольно молод. Однако, издевательское ржание десятников зародило в душе сомнение: неужели мне могут ОТКАЗАТЬ?! Меня что, и правда считают стариком?! Я что, сгорбленный или хромой?! А, если откажут, то мне тогда, стало быть, придётся убираться домой несолоно хлебавши, поскольку созданная тут система тотального контроля не оставит иного выхода: раз тебя в армию не взяли, а иной цели прибытия не указано, то, стало быть, пожалуйте на выход… в голове заметались панические мысли типа того: а, если и тут устроиться вышибалой, то это станет оправданием моего проживания в Славограде?
Рой подобных мыслей сбил меня с толку, и я не поспешил сесть на предложенный табурет.
— Ты чо пришёл, дед? — грубо окрикнул меня в спину один из десятников, как будто кулаком ткнул. — Забыл, что ли? Память отшибло на старости лет?
Остальные поддержали товарища тупым гоготом. Вербовщик криво ухмыльнулся с ехидцей, проявляя, однако, живейший интерес. Или ему тут с развлечениями туго? — ладно, сделаем ему развлечение…
Тот, кто окрикнул меня в спину, подошёл справа и хлопнул меня по левому плечу. Я, оценив расстояние, ударил его, не глядя, локтем в нос. Десятники — люди крепкие, их обычным переломом носа не смутить и не свалить — я повернулся и сделал ему вдогонку «удар кобры» под дых и ещё в одну точку, чтобы он гарантированно не мешал бы ещё минут пятнадцать; шутник согнулся и молча рухнул на спину.
Враждебно зашуршала сталь: все стоявшие схватились за мечи. Я не спеша взялся за стул — на меня замахнулись сверкнувшими клинками, но я просто передвинул его и уселся.
— Что же вы на сидящего старика оружием замахиваетесь? — спросил я. — Страшно, что ли?
— А ты шутник, дедушка, — осклабился вербовщик.
— От шутника слышу, — парировал я.
Десятники опустили мечи, но убирать их в ножны не спешили.
— А ты меч-то сможешь в руках удержать, дед? — спросил меня писака.
— А ты проверь, — предложил я.
Вербовщик только подмигнул — и мне тут же сунули в руку деревянный клинок. По весу он не отличался от боевого, но размер и баланс — не те… ладно, поиграем.
Я встал и размял плечи, сняв пояс со своим оружием. Против меня сразу вышел крепкий воин с яростным взглядом, одетый в полный защитный доспех и сжимая в руке боевое оружие. Хм, а у них тут очень интересные правила игры… судя по лицам присутствующих, никакой несправедливости они не увидели.
— Хра-а-а-а! — выдохнул мой противник, крутанув меч в мою сторону, разминая кисть руки.
Деревянный меч — это, по большому счёту, просто палка, а, раз так, то я принялся быстро лупцевать моего противника как палкой, — крест-накрест, не опасаясь, что убью его. Воин мне попался умелый, отбил все мои удары и даже отмахнулся — мне пришлось пригнуться, пропуская свистнувшее лезвие над головой.
Получилась малая передышка; мой противник на этот раз начал первым и рубанул меня сверху вниз, как топором, как будто я ему полено. Я отставил правую ногу, отвернул левое плечо, не принимая удара, — рука напавшего поневоле рухнула вниз. Но воин был не прост: видя, что его противник уходит влево, он быстро повернул удар за мной вослед, пытаясь достать меня хотя бы по ногам. Я, в свою очередь, хлопнул своей палкой сверху по его мечу, и тот, начав двигаться вниз, шаркнул по земле, теряя инерцию и выворачивая руку своему владельцу. Остриё на миг увязло в грунте, и я, воспользовавшись этим, ударил ступнёй сверху вниз по застрявшему лезвию. Мой противник не смог удержать меч, и тот оказался прижат к земле моей ногой. Такая досада на миг выбила соперника из колеи, и он сразу получил моей палкой по левой щеке. Удар по голове — это всегда штука неприятная: мой противник сразу вышел из боя, зажав ладонью щёку, а потом, потеряв устойчивость, тоже упал наземь.
— Вы даже со стариками воевать не умеете, — пожурил я «приёмную комиссию».
