На горных дорогах
Наш десяток выступал не самым первым. Вообще, стронуть с места 4,5 тыс. пехоты, 500 всадников, десяток метательных механизмов и тысячу с лишним наёмников — дело непростое. Каждому десятку требовалась телега для палатки и оружия и ещё одна для продовольствия и личных вещей, в т. ч. амуниции. Всего — полторы тысячи телег, — колонна длиной в 4 лиги. Это по нормам. Реально из-за отстающих получалось в полтора раза длиннее…
Движение армии по горам является удовольствием самого низкого пошиба. Прошёл дождь, а после него крутые дороги становятся труднопроходимыми. Причём дождь налетает внезапно, как бандит: только что вроде было светло и ясно, солнышко радостно всем улыбалось, и вдруг мгновенно наваливается свинцовая темнота, и вот мы уже все бредём сквозь сплошной поток холодной воды, не видя ничего на два шага вперёд. Прошло минут десять — и снова яркое солнце, — как будто ничего и не было. Только вот горная дорога превратилась в смесь грязи и мелких камушков — если по такой подниматься вверх, то не столько идёшь, сколько впустую молотишь ногами эту противную жижу, оползающую обратно вниз под твоими подошвами.
Ладно бы дождь — наш легион иногда попадал под снежные заряды! Тающий снег быстро выпивал тепло из тел, и мы стучали зубами от пронизывающего холода. Оказывается, нам полагались меховые безрукавки из бараньих шкур, но, разумеется, снабжение сработало с опозданием…
Казалось бы, промокшие люди должны вечером отогреваться у огня. По теории. В реальности оказалось, что нищие каменистые горы не имеют древесины для топлива в достаточном количестве. Чахлые кустарники отчаянно цеплялись за любые щели среди голых камней: пять тощих веточек, не способные согреть и воробья. Или три веточки. А требуется столько, чтобы согрелось несколько тысяч человек, и чтобы ужин себе могли приготовить.
Сбор топлива для горцев — изнурительная работа: нужно целый день таскаться по камням, по крутым склонам, собирая прутик к прутику. К слову, работа женская: не пристало настоящим воинам заниматься подобной ерундой; зато среди них оскорбление типа «тебе только хворост у старух отнимать!» смывалось только кровью. Между прочим. Горный воин, если что, зимой сможет греться у очага, отапливаемого сушёным навозом, и не требовать большего. Суровый народ; однако, в наших обозах не имелось ни дров, ни кизяка, ни угля, — вообще, блин горелый, ничего горючего не имелось в нашем обозе, кроме самих телег! Правильно думаете, уважаемый читатель: наш легион тащил с собой изрядный запас разных круп, который без топлива превратить в еду не представлялось возможным… крупы — есть, а дров — нет. Одним словом, армия.
У меня в десятке несколько человек начали кашлять. Я не понаслышке знаю, что дурное снабжение убивает армию не хуже вражеского войска и не люблю терять подчинённых без войны. Но как качать права на чужой земле, в чужой армии? — не представлял совершенно. Пришлось топать к Грачу, благо его десяток располагался по соседству.
— Э, друг! — покивал головой Грач. — Тут огненные химики нужны…
— ???
— Нужна их боевая смесь, которая на воздухе возгорается…
— ?!!
— Короче: у тебя есть золото? Пять монет нужно, не меньше.
— За что?!! Ты что, собрался у них покупать элитное вино?!
— Бери выше! «Негасимый огонь».
— Если нас разоблачат, то повесят. Без суда. Ты и сам знаешь. Ах, да: тут даже мышь повесить негде. Значит, нас просто столкнут в пропасть.
— Вот поэтому и нужно пять монет. Я от себя ещё пять добавлю.
— Если я расскажу кому-то, что заплатил за свою позорную казнь пять золотых, — моё имя никогда не забудут. Во веки вечные. Это станет самой ходовой байкой на все времена… наверное, клестов начнут считать самой глупой птицей во всем лесу!
— Она и так самая глупая. Какой дурак гуляет по девкам в середине зимы, когда всё хозяйство можно запросто отморозить? А потом ещё яйца высиживает.
— Не спорю… возразить нечего.
Если бы «негасимый огонь» можно было бы легко покупать за золото, то наш легион давно остался бы без боевого запаса. Все горшки имели нумерацию, а бухгалтерия велась строго. Грач получил вожделенный горшочек лишь потому, что обладал давнишним авторитетом и обширными знакомствами; его, как вы помните, приглашали даже на смотрины новобранцев. Меня же не подпустили и к первому кольцу охранения.
Когда огневая смесь оказалась в наших руках, то всё остальное стало сущим пустяком. Мы выбрали некрупные камни-кругляши, сложили их горкой и разбили полученный горшок об эту кучку, поставив на неё сверху котелок с водой. Пока «негасимый огонь» прогорал, напоили простуженных настойками лечебных трав. После этого оставалось только насовать горячих камней им за пазуху, напоить тёплой водой с мёдом и уложить спать в овечьих безрукавках, накрыв одеялами. Камни источали такой жар, что палатки обоих наших десятков на всю ночь оказались обеспечены теплом. Воняло, правда, горелым маслом, но один день потерпеть — не проблема.
Потом нам выпало резкое облегчение: легион прошёл возле каменноугольного карьера, и наш обоз взял небольшой запас выработки, пополнив опустевшие телеги, перевозившие до этого продовольствие. Десятникам легионные химики раздали по десять пробирок из дешёвого мутного стекла, заполненные знакомым мне самовозгорающимся порошком, и жизнь сделалась гораздо веселее: уложил в кучку несколько кусков угля, разбил на ней пробирку камнем, и через четверть часа получался жаркий костерок, — хоть кабана над ним подвешивай. Потом солдаты отгребали лопатами золу и разбивали палатку прямо над прогоревшим кострищем: каменистая земля грела всю ночь, и наши простуженные быстро выздоровели.
Очень скоро в рационе появилась свежая баранина, Рыбак начал ловко ловить мелкую рыбёшку, а прошлые дни вспоминались словно кошмарный сон, в котором нам приходилось жевать чёрствые лепёшки с жёстким вяленым мясом, запивая всё это ледяной водой из горных речушек. Кашевар повеселел, попав в родную стихию, а мы кушали вкусные блюда, которые, клянусь, не позорно подавать и в благородных ресторациях.
Дорога ощутимо начала клониться вниз, и мой внутренний голос подсказал, что мы выходим на боевые позиции. Горный путь вызывал у меня подспудное раздражение: то слева обрыв, то справа скала, и нет нигде хотя бы десяток локтей ровного места. Палатки почти всегда ставились на склонах, даже просто сходить помочиться — невозможно: давай скачи по кручам вниз-вверх. Идеальные условия для засад и вредительства.
Легион начал втягиваться в узкое ущелье, и у меня сдавило сердце от нехорошего предчувствия. Если наверху окажется противник, то ему достаточно небольшой группы, чтобы обрушить на наши головы лавину камней, а там укрыться невозможно…
Я внимательно посмотрел на вершины скал — чисто, тихо. Полковая разведка, вроде бы, должна была там пройти раньше нас, но тревогу не подняла. А ноги мои совсем перестали шагать, словно я брёл по колено в топком болоте и с трудом выдирал ступни из цепкой трясины. Чёрт их разберёт, эти проклятые горы: как тут понять, — есть засада или нет?
