Таким образом, в центре противник закидал «негасимым огнём» все наши метательные машины и осыпал шрапнелью всех, кто не шёл вперёд и не бежал назад. Пожалуй, сейчас он начнёт отвод своих баллист, но трудно представить, что сильно побитые божегорские тысячи кинутся нам на выручку, имея за спиной не очень притомившихся легионеров противника, да ещё усиленных кавалерией, — тем более, что и мы, и они отделены друг от друга по флангам нашими рвами с кольями.
Как я говорил выше, позади центрального легиона стояла имперская гвардия, но сейчас бросать её в бой — дурость: положение в центре даже мне казалось едва ли шибко лучше нашего, а что творится слева — вообще не видно, поскольку я залез не на самый верх вышки, но, будь я хоть на верхней площадке, — всё равно не смог бы сделать более точную оценку, чем «совсем плохо» или «очень хорошо». Пожалуй, в том сложившемся положении самым лучшим, что склонило бы чашу весов в нашу пользу, стала бы атака резервной тяжёлой кавалерии, которая бы отбросила с правого фланга наглую конницу противника и заодно ударила бы во фланг напирающей пехоте противника. Если, конечно, у нас вообще имелся подобный скрытый резерв. В количестве голов тысяч эдак пять-шесть, — если считать и конские, и людские, многие из которых от конских отличаются только строением морды и тем, что не едят сено.
Солнце достигло зенита; не мешало бы и пообедать, уж коли нам утром даже перекусить не дали. Однако, нынешним днём для нас, похоже, распоряжался Нечистый, который жаждал угостить нас всем, чем угодно, но только не стряпнёй Кашевара. Я присел на ступеньку, снял шлем и почесал вспотевшую макушку, упаренную от постоянной беготни. Меня с вышки никто не гнал, а я справедливо рассудил, что лучше лишние полчаса посидеть, чем простоять на ногах, благо очень скоро, судя по всему, мне придётся бежать обратно в свой десяток и встать на последнем рубеже охраны отряда химиков, что, надо полагать, всё-таки закончит мою военную карьеру — на этот раз уж точно навсегда.
В небесах зазвучало непонятное тарахтение, принятое мною сначала за стрекот насекомых, а потом и вовсе за гул моей съезжавшей «крыши». Однако, его услышал не только я: люди стали смотреть в небо за моей спиной, и даже шум боя как-то поутих. Я тоже обернулся.
«Святый Пресветлый, помилуй, мя, грешного!»- я, разинув рот, осенил себя Его знаком.
Вот он, дракон! Да не один, а сразу двое!!!
Да, эти летающие повозки, действительно, имели по четыре неподвижных крыла и хвост, напоминавший драконий: две горизонтальные плоскости — справа и слева — и одну вертикальную. На морде этих «повозок» с бешеной скоростью вращались металлические лезвия — для устрашения, что ли??? Чёрных дымных хвостов сзади не наблюдалось: болтуны брехали, наверное. Да я бы согласился даже и на дым — лишь бы помогли хоть чем-нибудь!
На вертикальных плоскостях хвостов красовались рисунки имперских штандартов Божегории. «Драконы» плавно разошлись в разные стороны; один из них повернул на наш правый фланг, делая круг над атакующей нас конницей, а другой пошёл строго прямо на речку. Ну, и что?!!
Из брюха первого начали один за другим вываливаться горшки, издали чем-то напоминая сбрасываемые козьи фекалии. Я сразу же непроизвольным жестом напялил шлем обратно, едва только увидев первые посыпавшиеся с небес «подарки». Самое потрясающее было то, что они начали разрываться прямо в воздухе, не долетая до земли! — я ведь думал, что самое главное — это разбить силой удара стеклянную колбочку, а, оказывается, можно сделать и простое замедление взрыва!
Воздушные взрывы оказались куда страшнее тех же «стеноломов» и даже шрапнели, большая часть которой улетает бесполезно вверх, — особенно, если лежать на земле. Тут же металлические чешуйки хлестали беспощадно сверху вниз, и у лежачего шансов уцелеть было, пожалуй, поменьше, чем у стоящего. Конная лава сделалась похожей на лавину обычных тараканов, которую кто-то шлёпает мухобойкой, быстро прореживая поток — раз, раз, ещё раз! Всадники смешались, запутались: одни рвались мчаться в одну сторону, другие — им навстречу, а «дракон» неспешно и вальяжно пошёл на второй круг…
«И на кой чёрт ему эти металлические лезвия?»
С нашей «ракетной площадки» в небо взмыли очередные «шутихи», предназначавшиеся, очевидно, для «драконов». «Возница» второго, сделавший круг за речкой, вполне заметно шевельнул крыльями вверх-вниз, что очень напоминало «спасибо, понял», и начал заходить с тыла напирающей пехоте противника, но при этом поперёк её движения. Из его брюха вывалилось сразу несколько «колбасок», полетевших, кувыркаясь, к земле.
Поскольку ни одного взрыва в воздухе не произошло, я не ожидал увидеть ничего более страшного, что могли бы сделать «стеноломы» или шрапнель. И зря. Ох, зря…
К небу взметнулись столбы огня дьявольского цвета, перемешанные пополам с густым, жирным, чёрным дымом. Скажу больше: я вообще никогда не думал, что высотапламени может оказаться размером в пятикратный рост человека, когда, казалось бы, и гореть-то было нечему! Нет сомнений: будь сброшенные «колбаски» наполнены даже «негасимым огнём», то ничего подобного не получилось бы, хотя расцветки при возгорании во многом и похожи. Те, кому довелось оказаться недалеко от места падения «подарков», не имели ни малейшего шанса на выживание, и оставалось только молиться Пресветлому, чтобы он успел вырвать их души из адского пламени, куда их зашвырнуло таким взрывом. Вернусь домой — непременно отлупцую жену ремнём, чтобы даже не думала заниматься ничем эдаким!!! — это же самое верное дело навек потерять душу! Ей богу: сотворяя в своём мире своими руками адское пламя, мы непременно откроем проклятому аду к нам прямой путь! — рано или поздно.
Второй «дракон», словно испугавшись размеров содеянного, не стал повторять удар, а полетел прочь. Но не обратно в тыл, а заложил круг в центр, нацеливаясь на приснопамятные три баллисты, что успели попортить нашим соседям слева немало крови, — как в прямом, так и в переносном смысле. Их участь не вызывала ни малейших сомнений: «колбаскам», начинённым дьявольским пламенем, не требовалось практически никакой точности. Даже с ракетами, имеющими в начинке «негасимый огонь», пришлось бы повозиться много дольше, а тут сбросил несколько «колбасок», и можно, не глядя, возвращаться домой…
Исход боя был решён за несколько минут. Идеальные защитные ряды вражеской пехоты в центре фронта мгновенно распались и бросились улепётывать, словно перепуганные зайцы, — не очень сильно отставая от кавалерии, только что прикрывавшей её с флангов, и побросав свои копья словно ненужные, мешавшие шесты, а многие и щиты отбросили. Но не менее ошеломлённая пехота и конница Божегории вовсе не рвались за ними вдогонку, чтобы закрепить успех и сделать врагу полный разгром. Словно бы испугались адского пламени, низринутого с небес и продолжавшего жарко, чадно пылать поперёк прямого пути вперёд, хотя оно стало гораздо ниже, чем изначально.
На полосе нашего легиона напор ледогорцев тоже иссяк. Но имелось отличие: шедшие против нас мгновенно бросили всё оружие и сдались, словно по щелчку пальцев. А потому, что, в отличие от своих соседей по центру, получили тяжёлые потери, усиленные душераздирающими криками обожжённых товарищей, — горевших заживо или отделавшихся малыми ожогами, но вопивших не менее громко. Очень быстро вся позиция нашего легиона оказалась накрыта невыносимым запахом горелого человеческого мяса — какая уж тут война… Никогда я не видел, чтобы противник так быстро получал столь многочисленные жертвы за столь малое время! И дай Пресветлый не видеть больше никогда!
