Очень скоро грянул ещё один взрыв: вверх взлетели брёвна, доски, обломки мебели, а лачуга, в которой я дважды прятался, сложилась подобно карточному домику. Её соседку, кстати, снесло ещё раньше, — при взрыве телеги с боеприпасами. Похоже, мне повезло даже больше, чем показалось изначально…
Наёмники, подчиняясь нашим приказам, бросились быстро откидывать обломки поближе к стенам, окончательно освобождая дорогу фургонам. Мы двинулись дальше, а за нашими спинами на улицу уже вливалось осмелевшее воинство божегорцев, усиленное подошедшими легионами. Вспыхивали яростные, но короткие стычки: наглотавшиеся «весёлого дыма» арбалетчики и легионеры соображали плохо, да и было их мало.
— Бим, Бом, Штырь! Со мной, копья к бою! Остальные — прикрываем химиков! Не зевать! Мечи наголо!
Мы вчетвером пошли впереди, выстроившись полукругом и прикрываясь щитами; я остриём меча указывал на подозрительные окна, в которые летели горшки с «весёлым дымом». По счастью, у ледогорских солдат не было ручных бомб, а то наше шествие завершилось бы очень быстро. В наши щиты воткнулось несколько арбалетных болтов — в ответ в те окна полетели ручные бомбы: десятники не скупились. Напомню: нас было 4 командира прикрытия для двух фургонов, и, значит, остальные три десятника тащили в рюкзачках 15 бомб. На весь город, конечно, не хватит, но до второй баррикады мы точно дотянем. А там можно будет бросать всё к чёрту и выводить химиков назад, в резерв, поскольку наша армия стала растекаться по дворам бедноты, как вода в половодье, и могла залить весь город, не пробиваясь через улицы — баррикады становились бесполезными, поскольку божегорцы могли зайти их защитникам в тыл.
Противнику было легче оборонять центр: в тех местах богатые хозяева строили каменные заборы или ставили вокруг домов чугунные решётки, которые ногой не опрокинешь. Вот там-то химики стали бы нужными.
Бац! В мой щит ударил горшок… по счастью — цветочный, и за шиворот и в рот швырнуло пригоршню земли. Я увидел в окне второго этажа обозлённую бабёнку, успевшую показать неприличный жест и ухватившую вторую посудину, а сам дом оказался каменным: начался район среднего сословия. Я ругнулся, погрозил ей мечом, а мои рьяные сослуживцы вскоре забросили в её окно свой горшок — в ответ. Я хотел было сплюнуть, что, мол, не стоит на дуру-бабу тратить драгоценную химию, как вдруг бабахнуло так, что земля под ногами качнулась, а на наши головы из окон вылетели осколки стекол и обломки рам.
И, опять-таки, не успел я оклематься и обругать дураков, перепутавших горшки, как из дверей того дома на нас вывалилась целая куча солдат, и вовсе не с цветами. Я не зря выбрал тройку самых лучших своих бойцов: они не струхнули и мигом сделали маленькую стенку, — один из напавших накололся на копьё, словно жучок на булавку — его пробило насквозь. Я принялся отбиваться сразу от нескольких противников, лихорадочно прикидывая, каковы мои шансы остаться в живых на этот раз, и, не успел я даже разогреться и вспотеть, как услышал взрывы: наша группа принялась швырять в напавших горшки со шрапнелью.
При этом вам нужно понять: моя четвёрка шла не так уж и далеко от первого фургона, и тот, кто бросал руками горшок с убийственной смесью прямо на улицу, почти что себе под ноги, должен был понимать, чем рискует, хотя и прикрывается щитом: железякам всё равно, кого убивать и калечить, и ты можешь сам получить ранение в ногу, хотя это и очень маловероятно.
Мой противник отвлёкся на взрыв, и я чиркнул его остриём меча по горлу. Удивительно, как картечь резко остужает пыл бойцов: никому не хочется погибать от дурной железяки. По счастью, наёмники догадались, что швырять «подарки» нужно не на линию, где идёт драка, а поближе к крыльцу, — в тылу нападавших. Если бы вы, уважаемый читатель, знали уровень грамоты наших людей, то вы, конечно же, оценили бы и уровень моего везения… хм, впрочем, скорее всего, химики, втыкавшие колбы в дыры адских горшков, успели научить наших дураков, что горшки со шрапнелью нужно кидать как можно дальше от того места, где находятся свои товарищи. Если это и правда так, то я Философу буду должен.
Уцелевшие кинулись бежать в центр города, под защиту второй баррикады. Сами понимаете, что у меня не имелось желания бросаться за ними в догонялки.
— Эй, вы, обдолбанные, дайте выпить! — заорал я, мотая башкой, чтобы стряхнуть капли солёного пота.
Я в жизни имел мало случаев, чтобы о чём-то жалеть. Пожалуй, этот был один из таких: пока мы вчетвером жадно хлебали сладковатое пойло из двух горшков, наши фургоны стояли на месте. А ледогорцы вовсе не ждали, пока мы напьёмся: они взяли да и швырнули «подарок» из-за своей второй баррикады — и оказалось, что наши фургоны стоят очень даже в подходящем месте… для их метательных машин.
Ба-бах!!!
Что, что я ещё мог потребовать от своих людей, да и не от своих тоже? Сдохнуть на улице паршивого приграничного городка чужой страны, ещё более нафиг им не нужного, чем мне самому? Во имя чего? — и без меня пропагандисты сто раз успели им объяснить, что ихнее дело — правое, и нужно только разбить врага. Отдать им команду драпать назад, чтобы потом «безопасники» проели им всю плешь, обзывая их трусами, а они комплексовали об этом всю свою никчёмную жизнь? Единственное, что я мог — попытаться спасти их шкуру без ощутимого вреда для «общественного мнения», — будь оно неладно.
Я шарахнул глиняный горшок с остатками вина о булыжную мостовую (начинались благополучные районы!), вырвал окровавленный меч из щели между камнями, махнул им в сторону ледогорской баррикады:
— ВПЕРЁД! КТО ХОЧЕТ ЖИТЬ — ДАВАЙ ЗА МНОЙ!
— Командир, у второго фургона заднее колесо отшибло, он завалился! Что делать?! — взвизгнул мне под ухо боец из чужого десятка. — Катить невозможно!
— Хватайте его за угол, так и тащите! — крикнул я ему прямо в лицо. — Не соображаешь, что ли?!!
— У нас есть убитые и несколько раненых!
— ВСЕХ БРОСИТЬ! ТОЛЬКО ВПЕРЁД!!!
Раненых подберут легионеры, заполнявшие улицу. Ну, или медики, идущие за легионерами. Ну, кто-нибудь, да подберёт — а нам никакнельзя задерживаться! Наш раненый Кашевар лежит в фургоне химиков, а остальные и так выживут. Да будет на то воля Господа бога нашего — Пресветлого Вседержителя Всемогущего!
На этот раз картина нашей атаки со стороны выглядела ещё более сумасбродной: оставшиеся на ногах мужики, обрызганные кровью, с отчаянным криком «а-а-а-а-а-а!!!» толкают вперёд фургоны, причём второй поддерживают за задний угол. Повозки подпрыгивают на грубых булыжниках мостовой, тарахтят, раскачиваются, и остаётся только молиться, чтобы внутри ни один кувшин не треснул при ударе друг о дружку…
Я остановил фургоны на расстоянии, когда вражеские метательные машины не могли нас достать из-за того, что мы встали слишком близко, а для ручных бомб расстояние было далековато, — особенно, если учесть, что тенты повозок обшиты броневой защитой. Оставшиеся бойцы и химики деловито зачистили все ближайшие дома, швыряя в их окна всё, что попадалось под руку.
Собственно, на этом наша война и закончилась бы, но в события вмешался божегорский «дракон». Он хищной птицей начал кружить над городскими домами, словно коршун над птицефермой. Но тактику ему пришлось поменять: летун вёл свою «птичку» строго над улицами, высматривая заградительные укрепления.
