Мой окрик сбил разговоры, мужики стали-таки мне внимать. Но ответа не последовало.
— Ну?! Вы, мать ети, куда ж собирались-то: на базар или на войну?!!
— А чо? От ражбойного люда отбиваться очень даже сподручно, а от войска мы никак не отобьёмся: хошь в доспехах, хошь со щитами, — ответил мне, прищурившись, солидный дедок, стоявший в первых рядах, но взятый явно возничим, а не воином. — Так зачем же нам лишний груз тащщить-то?
Так, дурака валять начали… Но, как бы там оно ни было, назад домой их уже не отправить, да и с настоящим оружием в руках они всё равно в солдат не превратятся. Я тоскливо осмотрел свой небольшой «отряд» ещё раз и безнадёжно махнул рукой:
— Разойдись! Завтра выступаем!
Господи, Пресветлый, не дай нам попасть на войну настоящую! Сколько раз воевать ходил — никогда такого у тебя не просил, а вот теперь прошу: не за себя — за дураков этих лапотных!
Я наложил на себя знак Пресветлого, изображая, однако, самоуверенного полководца, осеняющего себя порядка ради.
Вечером я нашёл местного кузнеца и сам лично проверил его работу, у всех трёх наших коней. Поставленные им подковы держались нормально, не шатались, придраться было не к чему: хороший мастер дело делал. Я расплатился с ним из наших общих подорожных, взял свою кобылку и вернулся к старосте, отправив своих спутников забрать из кузни своих коней.
Поужинали мы опять за счёт старосты. Его подёнщики с моими подчинёнными доедали гороховый суп, а меня побаловали пирогами с рыбой. Предлагали и выпить, но я отказался: завтра же предстояла дорога, а не праздное безделье. Вечером мы втроём парились у хлебосольного старосты в бане: я должен был быть уверен, что Гвоздь с Гномом после ночёвки в сыром лесу не подхватят насморк какой-нибудь.
Переночевали кто где. Я — в доме у старосты, а Гвоздь с Гномом — в других домах, тоже в тепле.
Утром начались дорожные хлопоты.
Я, похаживая по просторному двору, смотрел, как озабоченные мужики торопливо таскают мешки на подводы, запрягают лошадей. Староста, оказывается, все пришедшие телеги велел разгружать в свой амбар, сберегая грузы от дождей, а вот теперь его же подённые батраки сохранённые мешки выносили и укладывали обратно на подводы, заботливо укрывая их соломой и мешковиной: а вдруг мы по пути под дождик попадём? Золотой человек, одно слово: на таких страна и держится.
Я сосчитал все телеги. Ну вот, началось…
— Мне сказали, что будет 13 телег. Я вижу только 11. Где ещё две? — спросил гостеприимного хозяина.
Староста смутился, поскрёб натруженной пятернёй свою раздвоенную бороду, хмыкнул, взявшись левой рукой за простой верёвочный поясок:
— Дык тут, понимаешь, такое дело… Из Вудриверы как раз две телеги и не пришли…
— Почему?
— Да какой там с них и взять-то? Когда-то деревня стояла огромная, ага, да только вся вышла. То с войны мало кто придёт, то неурожай у них — половина людишек с голодухи по другим местам разбежалась, то мор непонятный — глядь, а осталось-то там лишь пять дворов, да и все те только с одними стариками! А по распорядку с них так и положено телега овса и телега гречки, как в лучшие времена, и никто в вашем городе пересматривать планы не собирается. А как с них стребовать эти две телеги? — это всё равно, что сразу сказать: давай помирай! Причём эти две — это ведь только на первый раз, а, затянись война, то уже нам всем положено втрое поставки увеличить! Где ж там потом с них взять шесть телег да с пяти-то дворов?.. Э-э-э-э-х! — староста тоскливо махнул рукой.
— Гвоздь, Гном, — быстро ко мне! Так, взять его! — и я указал на старосту.
Команда «взять!» подействовала на них, как «фас!» на бывалую учёную собаку. Что-то такое родное им сразу вспомнилось, и они аж посветлели оба, помолодели и мигом завернули руки за спину опешившему старосте.
Во дворе сразу всё замерло, остановилось. И местные батраки, и пришлые обозники изумлённо уставились на меня, разинув рты. Какой-то растяпа уронил ведро в колодец, и грохот его падения буквально бил по ушам, — как будто каменная скала осыпалась огромными обломками в глубокое ущелье, а плеск пролитой воды напоминал шум водопада щебня.
— Так, ты и ты, — я указал пальцем на двух «своих» обозников, которые помоложе. — Давайте в сарай, тащите верёвку подлиннее. Я там видел моток на стене — вот его и возьмите.
Мужички, терзаемые любопытством, притащили требуемое, показали мне.
— Хорошо. Давайте вяжите узел и забрасывайте вот через эту перекладину ворот.
Они вмиг побледнели и попятились. Глубокий вздох тихого ужаса прокатился по двору; кто-то торопливо осенил себя знаком Пресветлого. Даже лошади, кажется, присмирели.
— Руки у вас отсохли, что ли! — крикнул я нарочито громко и вызывающе. — Или не делали такого никогда? Давай сюда!
Я вырвал у мужичка моток, быстро скрутил на нём узел-удавку, вернул обратно:
— Давай забрасывай! Гвоздь, Гном, — тащите его к воротам!
— Не-е-е-э! Не-е-е-е-э! — заблеял староста, упираясь пятками, но бывалым стражам, даже самым непутёвым, ничего не стоило преодолеть его сопротивление: они просто потащили его волоком, не обращая ровным счётом никакого внимания ни на мычание схваченного, ни на реакцию толпы.
Такие уверенные действия невольно заставили и мужичка поторопиться с заданным поручением: вскоре сделанная мною петля свешивалась с воротной перекладины, пугающе покачиваясь.
У старосты глаза полезли на лоб, а рот скривило мучительной щелью. Я подошёл к нему, забросил свободную петлю ему на шею. Обозник, державший другой конец верёвки, сразу уронил его в ужасе, как будто он стал вдруг раскалённым, но я ничего ему не сказал — просто отпихнул в грудь и сам взялся двумя руками.
— За что?.. За что?.. — прохрипел староста, как будто бы удавка уже перехватила его горло, и ему стало трудно говорить.
— За невыполнение поручений Его Величества в военное время, — ответил я. — За нехватку в обозе двух груженных телег. Есть тебе что сказать напоследок? А?
— Будут… телеги… — процедил догадливый староста сквозь зубы.
— Через час. И чтобы нагружены были доверху, как для себя. Гвоздь, Гном, — отпустите его. А верёвочку эту возьмите с собой. Очень, оказывается, удобная вещь: в хозяйстве наверняка пригодится.
Из-за такой вот непредвиденной задержки мы тронулись в путь с опозданием, которое необходимо было наверстать. Я рассадил охрану равномерно по всему обозу, из-за чего некоторые мои новые подопечные оказались на телегах «чужих» деревень. Гвоздя поставил во главе каравана, так как тут он маячил бы у всех на виду, и сачковать ему придётся труднее. Гнома, соответственно, — в хвост обоза. Сам я двигался от хвоста к голове, еле-еле обгоняя ползущие подводы, и, поравнявшись с Гвоздем, останавливался, поджидая, когда весь обоз пройдёт мимо, и я снова встречусь с Гномом. Вот таким нехитрым методом я получал возможность постоянно присматривать за каждой телегой в течение всего пути. Поэтому никто из охраны не мог незаметно ни винца пососать, ни вздремнуть часок.
