– Она сказала, из-за чего она хочет меня видеть?
– Ну, она сказала достаточно, чтобы я поняла, что это очень
важно и что ей действительно нужно повидаться с вами.
– Ну, хорошо, – сказал Мейсон, – передайте ей, что я только
что пришел и вскоре приму ее.
– А что с Деллой?
– Сначала свяжитесь с Деллой, но только так, чтобы в
приемной никто не узнал, кому вы звоните.
Герти посмотрела на него с упреком.
– Вы же знаете, мистер Мейсон, как я умею хранить тайну –
могила! И у меня там есть специальное устройство, чтобы никто ничего не
услышал, как бы близко ни сидел.
– Прекрасно, Герти. Позвоните Делле. А как только я закончу
с ней разговаривать, запускайте миссис Ньюберн.
Герти кивнула и бесшумно прикрыла за собой дверь.
Через несколько секунд зазвонил телефон на столе Мейсона.
Адвокат снял трубку.
– Как дела, шеф? – донесся до него голос Деллы Стрит.
– Расслабься, – ответил Мейсон. – Думаю, все закончено.
– Как это?
– Ну, – начал рассказывать Мейсон, – мальчики очень огорчены
– их постигло разочарование. Они направились на озеро Твомби, чтобы глянуть,
как там дела. И нашли, что кто-то их успел обскакать. Ну, они все же детективы
– поднапряглись и довольно быстро вычислили, кто это был. Вышли на след Артура
Фелтона – парнишки, который нашел бутылку, – от него узнали, что мистер Мейсон
возил его вместе со стеклотарой в лабораторию Корбеля. Они помчались туда и
забрали бутылку до того, как Корбель закончил свои анализы. Затем они бросились
разыскивать меня, чтобы обвинить в манипуляции уликами, в соучастии в убийстве
и далее по списку.
– Шеф, – спросила Делла Стрит голосом, звенящим от самых
худших подозрений, – что они?..
– Расслабься, – сказал Мейсон, смеясь. – В самой середине
драматического представления, когда они пытались слепить из меня врага всего
рода человеческого, я позвонил Корбелю. У Корбеля все же осталась одна
раздробленная таблетка – не очень много, но для анализа достаточно. И он
установил ее состав как раз за несколько минут до того, как я позвонил.
– И что это было – цианид?
– Таблетки, – ответил Мейсон, – оказались именно тем, чем
они и должны были оказаться, – заменителем сахара. Можешь передать Надин Фарр,
что она спокойно может заниматься своими делами. Пусть сбросит этот груз с души
и все забудет. Отвези ее, куда она захочет, а сама возвращайся в контору.
– Боже мой! – воскликнула Делла. – Эти таблетки были всего
лишь эрзацем сахара?
– Именно так, Делла. Корбель использовал такие тонкие методы
анализа, что если бы в бутылочке были таблетки другого состава, то это
отразилось бы на том образце, который у него остался, и он это обнаружил бы.
Очевидно, кто-то в доме нашел частично заполненную склянку с заменителем сахара
и, зная, где Надин хранит запас этого эрзаца, поставил бутылочку рядом с
другой. Она с тобой?
– Да.
– Расскажи ей обо всем и спроси, есть ли у нее вопросы.
Мейсон, держа трубку у уха, мог слышать возбужденные голоса
девушек. Затем Делла сказала:
– Надин интересуется, а что стало с таблетками цианида,
которые были в ее комнате, раз эти таблетки оказались эрзац-сахаром?
Мейсон ответил самым добродушным тоном:
– Передай ей, что я адвокат, а не провидец. Пусть лучше
поскорее вернется домой и сама хорошенько обыщет свою комнату. Не имеет
большого значения, где сейчас эти таблетки. Главное, что в шоколад она положила
именно то, что и должна была положить, – заменитель сахара, а Мошер Хигли умер
естественной смертью. Скажи ей, что она может идти домой. Сейчас у меня нет
времени с ней беседовать. Давай, Делла, скорее возвращайся, я хочу угостить
тебя обедом.
Мейсон положил трубку и выжидающе посмотрел на дверь приемной.
Через несколько секунд Герти, наслаждаясь тем, что исполняет роль Деллы Стрит,
ввела в помещение посетительницу.
– Добрый день, миссис Ньюберн, – сказал Мейсон, сияя
улыбкой. – Заходите, присаживайтесь.
– Я могу еще чем-нибудь быть полезна? – спросила Герти. –
Какие-нибудь записи или…
– Нет, спасибо, больше ничего, – ответил Мейсон.
– Там, на пульте, меня могут подменить другие девушки.
Мейсон покачал головой. Разочарованная, Герти вернулась к
исполнению своих обязанностей у пульта, а миссис Ньюберн подошла к Перри
Мейсону и протянула руку.
– Я знаю, с моей стороны это выглядит самонадеянно –
пытаться увидеть вас, не назначив предварительно встречи, – сказала она, – но
природа моего дела настолько конфиденциальна и так настоятельна, что я взяла на
себя смелость…
– О, все в порядке, – ответил Мейсон. – Вы обговорили
положение вещей с дежурной на пульте и в общих чертах обрисовали свой вопрос –
это всегда приносит пользу. А попадаются клиенты, которые напускают на себя
таинственность и загадочность, не желая даже намекнуть, о чем, собственно, они
намереваются говорить. Вот это, скажу я вам, головная боль и полное
расстройство повседневной работы. Садитесь вот сюда и расскажите, что вы знаете
о деле Надин Фарр.
– Я не так уж много знаю о деле Надин Фарр, но зато знаю
достаточно о ней самой.
– Хорошо, пусть будет так, – согласился Мейсон, пока миссис
Ньюберн устраивалась в удобном кресле для клиентов. Усевшись, она неспешно
оглядела Мейсона спокойным, оценивающим взглядом.
Она была женщиной ухоженной, безукоризненно одетой. В ее
приятно модулированном голосе безошибочно угадывалось хорошее воспитание.
– Думаю, прежде всего, – сказала она, – мне следует
представиться. Я племянница Мошера Хигли.
– Вы замужем?
– Да. Мой муж занимается нефтяным бизнесом.
– Как долго вы знакомы с Надин Фарр?
– Чуть более двух лет.
– Что вы хотите рассказать про нее?
Мисс Ньюберн сказала:
– Мистер Мейсон, мне бы хотелось снять пелену с ваших глаз.
Надин очень, очень способная актриса. Ее любимая роль – это роль прелестного,
невинного ангелочка. Она глядит на вас искренним взглядом огромных глаз, а в
это время прикидывает, каким образом лучше всего обвести вас вокруг пальца. За
всем, что она делает, за каждым ее, казалось бы, самым искренним порывом стоит
холодный, эгоистический расчет. Как я понимаю, по какой-то неизвестной мне
причине она пыталась создать видимость, что в смерти дяди Мошера кроется что-то
зловещее. На самом деле это не так. Дядя Мошер умер естественной смертью. У
него был коронарный тромбоз. Врач это установил, и больше там ничего не было.
