– Нет, сэр.
Мейсон сказал очень серьезным тоном:
– Ваша честь, сложилась ситуация, когда свидетель со всей
очевидностью и вполне сознательно дает ложные показания. Я заявляю суду, и
порукой тому моя честь адвоката, что свидетель признался в совершении этого
деяния, когда мы разговаривали с ним на крыльце клуба.
– Это неправда, – спокойно сказал Ньюберн. – Ничего такого я
не говорил.
Гамильтон Бергер радостно улыбался.
– Ну-ну, минутку, минутку, – сказал он. – Ситуация и впрямь
весьма пикантная. Защита, будучи обвиненной в фальсификации улики, то есть в
том, что бросила в озеро бутылку с эрзац-сахаром, начиненную дробью, пытается
уйти от ответственности, обвинив в этом деянии Джексона Ньюберна. Ньюберн
отрицает, что сделал это. Защита уверяет, что Ньюберн сам признался в
совершении указанного акта. Таким образом, у нас наличествует прямой конфликт
между Ньюберном и защитой. Кто-то из них определенно лжет. Я предоставляю суду
решать, которая из сторон более заинтересована во лжи ради спасения своей
репутации.
– Подождите, – сказал судья Ашерст. Лицо его было хмурым. –
Совершенно ясно, что одна из сторон сделала ложное заявление. Заявление,
которое является недвусмысленной ложью. Мистер Ньюберн, я спрашиваю вас:
говорили ли вы мистеру Мейсону то, в чем он вас обвиняет?
– Нет, не говорил.
– Я уверяю, что говорил, – сказал Мейсон.
– Вы готовы присягнуть? – спросил судья Ашерст.
– Да.
– У вас есть доказательства?
Мейсон секунду поколебался, затем покачал головой и сказал:
– Нет, доказательств у меня нет. Моя секретарша сидела в
автомобиле поодаль, и, как только я вернулся в машину, закончив разговор с
Ньюберном, я все ей передал.
– Это, разумеется, не доказательство, – заметил Гамильтон
Бергер.
– Я думаю, что суд знает меня достаточно, – заявил Мейсон. –
Знает, что даже если временами я и использую методы установления истины,
которые кое-кому кажутся неортодоксальными, тем не менее я никогда не подвергну
риску свою репутацию, прибегая к ложным утверждениям. Точно так же я никогда не
стану подбрасывать следствию ложные улики, чтобы защитить персону, обвиняемую в
убийстве.
– Ну, это еще надо посмотреть, – сказал Гамильтон Бергер. –
В таких делах ваша профессиональная этика становится весьма гибкой, и я бы не
рискнул определить границы, до которых она может растягиваться. Однако я
заявляю суду, что перед нами ситуация, в которой свидетель, Джексон Ньюберн, со
всей определенностью заявляет, что он не произносил слов, приписываемых ему
Мейсоном. Адвокат готов присягнуть, что Ньюберн их произносил. С какой целью?
Все, что адвокат может сделать, – это подвергнуть сомнению правдивость
свидетеля. Но это же его собственный свидетель. В судебном процессе, как
правило, сторона не подвергает сомнению слов своего свидетеля. А если уж делает
это, то только с целью бросить на свидетеля тень. Это нам не поможет установить
факты.
– Это, конечно, верно, – озабоченно произнес судья Ашерст. –
Если мистер Мейсон даже присягнет, то это лишь заставит нас сомневаться в
правдивости свидетеля, не более того. Факты от этого не прояснятся. Утверждение
относительно того, что именно свидетель бросил в озеро фальшивую бутылку,
останется недоказанным. Это, конечно, всего лишь формальное правило – показания
под присягой, – но, как заметила зашита, она в этом деле намерена строго
соблюдать все формальности, которые закон предусматривает с целью защиты прав
обвиняемого.
Мейсон, с гневным румянцем на щеках, заявил:
– Ваша честь, я бы хотел, чтобы в слушании был сделан
перерыв до десяти часов утра следующего дня. Я намерен глубже изучить этот
вопрос и предпринять кое-какие шаги с целью установления истины. Я уверен в
своих фактах и знаю, что свидетель признался мне в том, о чем я уже доложил
суду.
Судья Ашерст немного поколебался и сказал:
– Разумеется, если не касаться данного дела, суд считает,
что адвокат Мейсон всегда сугубо аккуратен и точен в своих высказываниях.
Гамильтон Бергер скривился:
– Что, однако, не мешает уважаемому представителю защиты во
всех процессах прибегать к различного рода трюкам и уловкам. Просто на этот раз
он зашел слишком далеко и попался в собственные силки. И теперь на карту
поставлена его профессиональная репутация. Мне не хочется этого говорить, но
суду следовало бы рассмотреть мотивацию защиты.
Мейсон в течение этого обмена мнениями пристально
разглядывал вещественные доказательства. Он повернулся к Бергеру и сказал:
– Минутку. Вы настаиваете на том, что суд должен прокрутить
присяжным запись признания подзащитной на том основании, что находка охотничьих
патронов именно на том месте, которое в своем признании указала подзащитная,
доказывает истинность самого признания?
– Именно так, – согласился Гамильтон Бергер.
Мейсон холодно улыбнулся.
– Прекрасно, – сказал он. – Я принимаю ваш вызов. Докажите
это. Если вы выиграете, я снимаю возражения против прослушивания пленки.
– Эй, подождите, – вступил судья Ашерст. – Вы не можете
этого сделать, мистер Мейсон. Вы ведь должны защищать права подсудимой. Есть
серьезные сомнения в том, можно ли вообще использовать признания, сделанные под
действием наркотиков, равно как и серьезные сомнения в том, можно ли запись на
ленте считать конфиденциальной информацией. Суд еще не готов принять решение по
поводу протеста защиты, но признает аргументы в пользу протеста весьма весомыми
и затрагивающими жизненно важные права подсудимой…
– Но я откажусь от своего протеста, – сказал Мейсон, – если
окружной прокурор докажет нам то, что он намеревается доказать. Я принимаю его
вызов и готов состязаться с ним на его территории.
– А я пытаюсь показать, что вы не имеете права это делать, –
настаивал судья Ашерст. – Вы не можете так просто отмахнуться от прав
подзащитной. Возможно, у вас и есть какая-то идея, но суд не понимает ее сути.
Но суд понимает, что у вас на руках очень сильное формальное подкрепление
вашего протеста, причем такое, которое приведет к остановке слушания по причине
отсутствия состава преступления – если, конечно, суд примет решение в вашу пользу.
– Вот именно – если, – сказал Мейсон. – И если даже так, то
подзащитная на всю жизнь останется с репутацией убийцы, избежавшей наказания
лишь благодаря крючкотворству и формальным ухищрениям. Нет, ваша честь. Я
представляю интересы подзащитной. Она всецело доверилась мне. Я отменяю протест
и прошу продолжить слушание. Позовите присяжных в зал. Пусть прокурор изложит
свои доказательства, а потом присяжные прослушают ленту.
– Я согласен! – радостно произнес Гамильтон Бергер.
