– Я понимаю, – сказал судья Ашерст довольно сухо. – Вы и
ваша жена, зная, что Мошер Хигли был убийцей и присвоил себе чужие деньги,
зная, что по сути он ограбил Надин Фарр, украл принадлежащее ей по праву
наследство, вы не только были заинтересованы в том, чтобы эта истина не
раскрылась, но еще и обсуждали то, сколько яда нужно использовать, чтобы Хигли
умер в удобное для вас время, до того, как все могло всплыть наружу.
– Я… мы обсуждали это не как хладнокровные убийцы, а… ну,
просто как возможные варианты будущего.
– И вы предположили, что ваша жена убила его. Да, в
хорошеньком свете вы оба тут предстаете. Но теперь, невзирая на такие яркие
самохарактеристики, данные вами себе и своей жене, вы считаете, что она его не
убивала, только потому, что она вам так сказала?
– Если бы Сью его убила, она бы мне сказала, – пробурчал
Ньюберн.
– На этой ноте, – заявил судья Ашерст, – суд намерен
прервать заседание. Суд приказывает взять свидетеля под стражу. Суд также
отдает распоряжение полиции о немедленном аресте Сью Ньюберн, жены свидетеля,
по подозрению в убийстве. Заседание возобновится в четыре часа. Присяжным будет
предложено вынести вердикт невиновности, когда заседание возобновится. А пока
что слушание приостанавливается.
И судья Ашерст ударил молотком по столу.
Глава 17
Как только отзвучал удар молотка, объявляющий начало
перерыва, публика взорвалась. Газетчики впоследствии писали, что даже по меркам
других дел, в которых принимал участие Перри Мейсон, это был «самый настоящий
пандемониум».
Красный от злости, Гамильтон Бергер протолкался сквозь толпу
и, пошатываясь, вышел из зала суда. Джексон Ньюберн и его жена были
препровождены в тюрьму. Очевидцы слышали, как Джексон умолял свою жену сказать
ему правду. Сью же со злобным лицом орала на него: «Ты тряпка! Крыса двуличная!
Альфонс! Пока я живу, урод, ты не получишь ни цента моих денег!» На что
Джексон, с надлежащей скромностью и памятуя о свидетелях, отвечал: «Дорогая, но
у тебя нет никаких денег. Да и потом, они тебе больше не понадобятся…»
Делла Стрит и Пол Дрейк поздравляли Мейсона и подзащитную.
Надин Фарр находилась в состоянии истерики – то рыдала, то смеялась.
Женщина-полицейский сказала:
– Прошу прощения, но я должна отвести ее в камеру. Суд ведь
формально еще не освободил обвиняемую из-под стражи.
Мейсон потрепал Надин по плечу:
– Теперь все будет хорошо, мисс Фарр. Расслабьтесь.
Она кивала, плакала, вытирала слезы, начинала смеяться,
затем бросалась обнимать Мейсона и целовать его. Все это сопровождалось
беспрерывным блеском фотовспышек. Один фоторепортер, не успевший заснять столь
трогательную сценку, попросил:
– Мисс, а вы не могли бы повторить? А то я не успел
щелкнуть…
– Бога ради, пожалуйста, – сказала она и охотно повторила.
Женщина-полицейский, понимающе улыбаясь, подождала, пока
репортер сделал снимки, после чего увела Надин в камеру.
– Итак, – спросил Дрейк, – что же будет дальше? Что сейчас
будет делать Бергер?
– Бог его знает, – ответил Мейсон. – Но девяносто девять
шансов из ста за то, что он опять будет делать что-то не то.
– Каким образом?
– Ну, наверное, он попытается обвинить Сью Ньюберн в
убийстве.
– И?
– На этот раз, – пояснил Мейсон, – у него нет даже
признания. Он вообще не может доказать наличия корпус деликта, он не может
доказать, что Мошер Хигли умер от отравления цианистым калием.
– Но, конечно же, показания Джексона Ньюберна…
Мейсон хихикнул.
– В чем дело? – удивился Дрейк.
– Показания Джексона Ньюберна гроша ломаного не стоят, –
сказал Мейсон. – Муж не может свидетельствовать против собственной жены без ее
на то согласия. Так что мы сможем насладиться спектаклем, в котором прокурор
Бергер, еще недавно характеризуемый в прессе как «сияющий», безнадежно носится
в порочном круге, словно щенок, увлеченно преследующий собственный хвост, без
всякой надежды схватить его.
– Так ты хочешь сказать, что она сможет выйти сухой из воды,
совершив преднамеренное убийство? – спросил Дрейк.
– А кто сказал, что она его совершила?
– Разве ее слова не свидетельствуют об этом?
– Ты пропустил мимо ушей один весьма существенный пункт в
признании Ньюберна, – сказал Мейсон.
– Я вроде бы внимательно слушал.
– Значит, не понял значения этого момента.
– И что же это было?
– Вспомни, – сказал Мейсон. – Когда Джон Локк прибежал в
дом, чтобы забрать похищенные Надин пилюли цианида, он послал в ее спальню
капитана Хьюго, чтобы тот отыскал бутылку. Капитан Хьюго принес ее. В ней не
хватало четырех таблеток. Куда они делись, так и не было выяснено.
– Боже мой, шеф, – сказала Делла Стрит, – неужели ты хоть на
миг способен вообразить, что Надин Фарр действительно его отравила и…
– Не забывай, что Надин была допрошена под действием
сыворотки правды, – напомнил Мейсон. – Доктор Денэйр – хороший профессионал, он
добился от нее нужной реакции. Она изложила историю, которую считала истинной.
– Но бутылка с цианидом… Шеф, если верить Джону Локку, то
эта бутылка, за исключением четырех таблеток, уже была унесена из дома к тому
моменту, когда варили шоколад!
– Правильно, – сказал Мейсон. – Но для отравления и четырех
таблеток достаточно.
– Но все же ее история правдива. Она действительно взяла
бутылку с заменителем сахара…
– Эта бутылка с заменителем, – сказал Мейсон, – была брошена
в озеро. Затем она была найдена. Гамильтон Бергер присвоил ей имя «Вещественное
доказательство Б». То есть это бутылка с дробью из охотничьих патронов. И в ней
на самом деле эрзац-сахар.
– Но тогда, – спросил Пол Дрейк, – как же умер Мошер Хигли?
– Есть еще один вариант, – ответил Мейсон, – и я думаю, вы
все проглядели один существенный момент в признании Ньюберна. Именно: когда его
жена спускалась в столовую, она никого там не застала – ни Надин Фарр, ни
капитана Хьюго, а на плите стоял чайник, в котором согревалась смесь для
шоколада.
– И ты думаешь, что она именно в этот момент бросила яд в
чайник?
Мейсон покачал головой и сказал:
– Надин в это время была в супермаркете, а вот что насчет
капитана Хьюго?
– А что с ним?
