Он ехал мрачный, постоянно ворчащий – произнося свою не то мантру, не то молитву.
На Востоке служило мало эльфов, и лишь некоторые подверглись преображению. Голюон’ас’Марази прибыл сюда давно, еще до резни на Орше и потери Днепра. Вроде бы прожил в степи в одиночестве год и провел ритуалы, о подробностях которых не знал ни один человек. Зато были известны их последствия. Бесплодие, запрет возвращаться в родной План, новое имя. Оставалось неясным, какой из эффектов был для эльфа по-настоящему неприятен.
Но и это еще не все. Изменился даже его внешний вид. Голюон’ас’Марази был так же высок, как и остальные представители его расы, но весил вдвое больше обычного эльфа. Стройное тело обросло слоями жира, появился второй подбородок, а красивые эльфийские глаза запали, словно две ямы на полном лице. Губы налились, а в уголках вечно полуоткрытого рта пузырилась слюна. Он был лыс, если не считать треугольника темных волос надо лбом, что выглядели как печать проклятия, носил польский мундир с эльфийскими знаками отличия, но сражался мечом, а не саблей. Однако он редко доставал оружие. Никто – ни эльф, ни человек – не решался шутить над его тушей и лысиной. Дикие твари степи ощущали, кем – или чем – он сейчас стал, и тоже обходили его десятой дорогой. Порой слишком близко подходили охваченные яростью урки (или чересчур уверенные в своих силах). Глупые паханы.
Голюон’ас’Марази был самым сильным существом из известных к востоку от Буга. Он владел эльфийской силой, поглотил и изменил Туман, его раздутое тело конвертировало нанокадабровую магию на нужды степи. Он заплатил цену, на которую решились лишь несколько его товарищей. Эльфы из Варшавы пели о них песни. Вырезали их имена в залах Дворца Культуры. Кланялись, услышав их имена.
И не приближались к ним ближе, чем на три шага. Такова была цена.
Но когда эльф Востока умирал или погибал в битве, его тело отвозили в столицу. Король принимал его в свои руки. Произносил молитву. Расходовал дни своей жизни. Лечил. От отвращения, от старой боли, от зла, которое всосалось в душу эльфа Востока за время его упорного и одинокого существования. И от тоски. Когда король заканчивал свои ритуалы и молитвы, тело покойного вновь становилось красивым, гибким, светлым.
Потом его сжигали на костре в варшавской Цитадели, а прах возвращали на Восток и рассыпали под корнями берез, охранявших Транссибирскую магистраль.
Голюон’ас’Марази не собирался умирать. Он ехал впереди, продолжая бормотать слова своей молитвы. Только порой он притормаживал, а когда кони равнялись друг с другом, тихим голосом, почти шепотом, объяснял Каетану разные аспекты окружающей реальности.
– Я этим потею. – Он помахал перед лицом человека большой рукой с толстыми, похожими на сардельки пальцами. Серебряные боевые кольца казались вросшими в тело так, что резные янтарные гербы земель Речи Посполитой были едва заметны. – Уже двадцать лет у меня не бывает сухой кожи. Смотри!
Он сунул Каетану руку под нос, пошевелил пальцами. Географ не задумался ни на секунду: схватил большую лапищу, сжал. И верно, почувствовал влагу, неприятную липкость пота и болезни, но глубже, под кожей, под жиром и мышцами – пульс крови, мощные удары тепла и жизни, витальности и силы.
Он придержал руку эльфа чуть дольше, чем было необходимо. Взглянул в упор на его лицо.
Нет, он все еще не привык к тому, что эта налитая морда, обвисший подбородок, плоский, наверняка много раз сломанный нос, маленькие глазки почти без бровей и ресниц, сморщенный лоб, по которому стекали капли пота, – принадлежат представителю очень красивой расы.
Голюон’ас’Марази внимательно смотрел на Каетана. Он не использовал силу, и все же человек чувствовал, что пространство вокруг смыкается, что сейчас нечто может ворваться в его мозг и прочесть мысли. Он не отпустил руки эльфа и не отвел взгляд.
– Я был там, – сказал он медленно, – где ты никогда не был и куда ты никогда не доберешься. Покажи мне свой мир. Я расскажу тебе о моем.
Эльф фыркнул, разбрызгивая капельки слюны. Выдернул руку, расслабил хватку.
– Я не хочу слушать о твоем мире. Мой же мир у меня в крови, в костях, в жиру. Я поделюсь им с тобой, потому что он большой. Его можно раздать тысяче людей. Миллиону людей. Миллиарду людей. Эльфам – не советую. Они в нем становятся уродами. – Он тихо рассмеялся. – Я приказал убрать в комендатуре все зеркала. Оставил только одно, в дамском туалете.
Эльф! Это же эльф!
Каетан вспомнил своих товарищей по оружию, учителей, друзей. Анну Наа’Маар, женщину из Ордена Лебедя, каждое движение которой давало миру смысл и красоту. А это был их брат.
Как сильно Голюон’ас’Марази должен был любить людей, чтобы согласиться на то, что Туман сделал с его телом.
Эльф перестал смеяться, внимательно взглянул на Каетана, а потом кивнул ему с уважением – а может, с благодарностью.
– Мне говорили о тебе правду, человек. Я рад, что ты здесь. – Он повел коня быстрее, выдвинувшись вперед и не дав Каетану времени на ответ. Сзади подъехал Шернявский.
– Ну, как вижу, ты это сделал.
– Поздоровался?
– Он принял тебя. А он бывает капризным, поверь мне. Некоторых это отвращает. И тогда он достаточно… невежлив для эльфа.
– Он превращает нарушителей в зайцев.
– Бывает и хуже. – Шернявский явно задумался в связи с каким-то воспоминанием. – На самом деле заяц не кажется мне худшим решением.
– А тебя он любит?
– Меня? – Шернявский казался пойманным врасплох этим вопросом. – Мы знакомы давно, очень давно. Он должен мне услугу, наверное, можно назвать это так.
Каетан понял, что не должен углубляться в этот вопрос. Потому сменил тему.
– Согласно полученным данным, я перестроил несколько своих амулетов. Клык резонирует хорошо. – Он невольно коснулся рукояти меча. – Режет Туман как воздух.
– Из того, что я читал, Клык все режет как воздух. Сталь, фаговые доспехи, тела балрогов…
– Ты должен был отдать его королю, когда тот попросил тебя об этом. – К разговору неожиданно подключился эльф. – Я бы отдал.
– Король не приказывал мне. Он попросил.
– Потому и следовало отдать.
– Этот меч много раз спасал мне жизнь.
– А однажды он может отобрать у тебя и побольше жизни. Ты взял его из Плана, куда люди входить не должны. Как, впрочем, и эльфы.
– Они были там до меня. Я нашел их кости. Скелеты превратились в золото.
– Проклятое место, говорю тебе, географ, ты зря полез туда. Зачем ты это делаешь?
– Я должен кое с чем разобраться. А ты… – Он заколебался.
– Почему я это сделал? – закончил эльф. – И настолько изменил себя?
Молчание, да, но молчание порой бывает довольно шумным.
– Я должен был кое с чем разобраться. – Эльф снова засмеялся. – Ну, похоже, мы кое-что решили. Ты хотел урок, значит, ты его получишь, поручик Клобуцкий.
