Все указанные выше лица были докладчиками у военного министра.
Таким образом, военный министр принимал непосредственно доклады от: 1. Начальника Генерального штаба. 2. Помощника военного министра. 3. Начальника Главного штаба. 4. Начальника Главного артиллерийского управления. 5. Начальника Главного военно-технического управления (инженерного). 6. Начальника Интендантского управления (главного интенданта). (Я забыл сказать выше про главного интенданта. Таковым при мне был генерал Шуваев205. Как главный интендант он был вполне на месте. Дело знал очень хорошо, был чрезвычайно энергичен и умел действительно направлять дело. Будучи сам безукоризненно честным в денежном отношении, он сумел дело поставить так, что никаких серьезных хищений при нем в интендантском ведомстве не было и снабжение армии по части интендантского ведомства было при нем поставлено хорошо, как в мирный период, так и после начала мировой войны.) 7. Начальника военно-учебных заведений. 8. Главного военно-санитарного инспектора. 9. Начальника Канцелярии Военного министерства. 10. Ветеринарного инспектора. 11. Инспектора по стрелковой части. 12, 13, 14. Трех генерал-инспекторов. Правда, последние на доклады не являлись, считая, что они подчинены непосредственно Государю, но все же периодически военному министру приходилось с ними встречаться и договариваться по различным вопросам.
При таком количестве докладчиков военный министр принимал доклады почти целый день, а утром до начала докладов и по вечерам должен был просматривать целые папки присланных письменных докладов и подписывать кучу всяких бумаг и приказов.
Кроме того, он принимал периодически доклады от председателя Главной крепостной комиссии, председательствовал еженедельно (а то и два раза в неделю) на заседаниях Военного совета, иногда присутствовал на заседаниях Комитета Генерального штаба и ездил с докладами к Государю (не меньше раза в неделю). При этих условиях военный министр, имей хоть семь пядей во лбу, не мог бы добросовестно справиться с делом.
В бытность военным министром Милютина, а затем и Ванновского значительная часть работы объединялась начальником Главного штаба; при Куропаткине же, прежде всего по свойствам характера последнего, все стало направляться и руководиться военным министром. Так пошло и дальше. Между тем армия увеличивалась, работы прибавлялось, а реорганизации управления не производилось (не считая временного выделения из ведения военного министра вопросов по Главному управлению Генерального штаба). Потребность в реорганизации военного управления назревала давно, но на нее не хотели или не могли решиться.
Из лиц, с которыми мне больше всего приходилось иметь дело по моей должности начальника Мобилизационного отдела и затем по службе в Канцелярии Военного министерства, были:
1) Генерал-квартирмейстер Генерального штаба генерал Юрий Данилов (по прозванию Черный). Был он бесспорно человеком очень знающим, работоспособным, волевым и властным. Но в то же время он был человеком очень узким и бюрократом до мозга костей. Самомнение и самовлюбленность у него были громадные. При этом он был человеком недоброжелательным и даже злым. Еще в капитанском чине, после перевода из штаба Киевского военного округа в Мобилизационный отдел Главного штаба, а затем будучи штаб-офицером Оперативной части Генерального штаба он обратил на себя внимание Куропаткина и стал последним выдвигаться. Некоторые его сослуживцы его прозвали «Маленький Куропаткин» – так он явно старался подражать во многом тогдашнему военному министру Куропаткину. Пройдя службу в качестве начальника Оперативного отделения Генерального штаба, он откомандовал пехотным полком и затем опять вернулся в Главное управление Генерального штаба, сначала на должность обер-квартирмейстера, а затем генерал-квартирмейстера. Он явно проходил «в дамки». Иметь с ним дело было чрезвычайно трудно. Все не соглашавшиеся с его взглядами испытывали его недоброжелательство и упорное нежелание отступить от мнений, хотя бы и явно для всех неправильных. У меня с ним были всегда очень корректные отношения, но близости никогда не было (хотя мы и были на «ты»). Столкновений (по служебным вопросам) было у нас несколько, но разрешались они всегда благополучно.
2) Начальник Организационного отдела генерал Беляев (Михаил Алексеевич, впоследствии последний военный министр царского правительства). Его называли «микроб стен Главного штаба». Дело свое знал, был очень хороший работник, но бюрократизм его доходил Бог знает до каких пределов. С подчиненными был сух и суров, перед начальством низко склонялся. Всякое желание начальства (даже явно нелепое или незаконное) было для него законом. Он и подумать не смел о возможности противоречить начальству, а особенно военному министру.
3) Начальник отдела военных сообщений был генерал-лейтенант Добрышин. Человек он был знающий, но «чиновник» и очень трудно шедший на какие-либо новшества. Жена его имела приличные средства, и он получал приличное содержание (считая всякие добавочные: как член Комитета Добровольного флота, за участие в заседаниях по Министерству путей сообщения, всякие разъездные и проч.). Он любил петербургскую жизнь и широко ею пользовался: приемы, обеды, вечера, театры и проч. Все это не создавало атмосферы для напряженной работы, и действительно работа по Управлению военных сообщений шла довольно тихим и спокойным ходом. Кажется, в 1911 или 1912 году он был заменен генерал-майором Сергеем Александровичем Ронжиным, выдвинутым Сухомлиновым. Ронжин был умным, знающим и не боящимся работы человеком. Он внес свежую струю в работу Управления военных сообщений. Я с ним был очень дружен, а иметь с ним дело по службе было очень приятно.
4) Дежурный генерал Главного штаба генерал Петр Константинович Кондзеровский206. Имел я с ним дело по вопросам аттестации начальников местных бригад и воинских начальников. Кроме того, мне приходилось очень часто заседать с ним в различных комиссиях, были мы близки и домами. Петр Константинович был удивительно чистым и высоких моральных качеств человеком. В служебном отношении он был отличным и знающим работником. Для офицерского состава русской армии он делал все, что мог. Все приезжавшие в Петербург офицеры всегда находили в нем самое сердечное отношение, уходили от него успокоенными и в большинстве случаев удовлетворенными. «Законность» была его отличительной чертой. Но эта же «законность» иногда производила впечатление некоторой сухости и отдавала бюрократизмом. Я бы сказал, что, проводя «законность», Петр Константинович не был достаточно широк и иногда «форме» придавал большее значение, чем самой сути дела. Это, пожалуй, было его единственным недостатком. Но с другой стороны, это же предохраняло его и все его действия от какого-либо произвола.
Опыт войны показал, что П.К. Кондзеровский, проводя принцип «законности», был грешен в двух направлениях:
а) Выдвижение достойнейших было при нашей системе почти невозможно. Принцип старшинства (то есть той же законности) убил выдвижение вперед талантливых. За время войны это мы сильно ощущали, и много талантливых людей осталось в тени и не получило возможности выдвинуться на первые места, в то время когда старшие, командовавшие корпусами, а иногда и выше, были по своим качествам ниже среднего.
