Мы были в это время около столовой, где Аннушка уставляла стол разными яствами. «Как за что? – раздался голос Аннушки. – Да за все это!» Я вошел в столовую и обомлел. На столе, на блюдах, красовались два больших окорока (один вестфальский, а другой обыкновенный), большой кусок отличной паюсной икры, прекрасный сиг, коробка омаров, сардинки.
Аннушка добавила: «Часть закуски и торт я припрятала, чтобы оставить на завтра для вас и Ивана Александровича; припрятала также вино, кюмель и английскую горькую.» Я стоял с раскрытым ртом.
«Анна Николаевна, да это не мой был пакет. Мое приношение было более скромное!» Анна Николаевна ахнула. Был вызван ее сын, и, переговорив, мы решили, что ничего сделать нельзя и только надо выпить за здоровье неизвестного благодетеля. Много было смеха, и мы представили горе неизвестного господина, когда он обнаружил, что ошибся пакетом.
«Видно, что „благодетель“ богат. Винить он может только самого себя. А в другой раз он исправит свою вину и привезет по назначению еще лучшее подношение, чем то, которое он так глупо проворонил».
Охота в окрестностях Доманина была отличная, особенно много было пернатой дичи. Мы устраивали с Иваном Ронжиным очень удачные облавы, но больше всего любили бродить с собакой (у него была отличная собака) за тетеревами.
Однажды, когда я приехал в Доманино, Ронжин сказал мне, что его собака больна и что он достал у мельника полудворнягу, с которой и предлагал пройтись. На вид собака была плохенькая, а Ронжин еще добавил: «Плохо дрессирована, все время убегает, не хочет слушаться; я уже два дня ее натаскиваю, но ничего не выходит, и я только злюсь и ее луплю».
Погода была чудная. Я предложил Ронжину все же взять ружья и пройтись в лес. «А как же с собакой?» – «Да возьмем и ее; если не поможет, то все же будет веселей, если собака будет кругом бегать. Может быть, что-нибудь и вспугнет».
Пошли. Как только вошли в лес, «дворняга» куда-то исчезла. Прошло минут десять, и собака, вернувшись, стала ласкаться к Ронжину, который ее хлопнул по морде и оттолкнул. Собака опять бросилась в кусты и, вернувшись, с лаем стала прыгать на Ронжина и явно его звать. Ронжин хотел ударить ее плеткой. Я его удержал и сказал: «Погоди, на меня производит впечатление, что собака нас зовет; попробуем, пойдем за ней; вдруг она с «анонсом». Ронжин рассмеялся на мое предположение, но согласился попробовать. Мы пошли за собакой. Она радостно бросилась вперед и, отбежав шагов 100, стала на стойку; затем осторожно повела вперед и, протянув еще шагов 50, замерла. Начали вырываться тетерева; она нас подвела к довольно многочисленному выводку уже крупных тетеревов, самцы которых уже были в полном оперении чернышей.
Мы отлично поохотились. Ронжин был в восторге и упрекал себя, что он «проглядел» такие достоинства собаки. Курьезно, что и хозяин собаки (мельник) не подозревал, что его собака с «анонсом», и часто беспощадно ее лупил за то, что она от него «удирала» в лес.
Ронжин купил эту собаку за 15 рублей и повез ее в Севастополь, где в то время он был председателем военно-морского суда. Но по дороге, в вагоне-ресторане, он разболтался и громко стал расхваливать достоинства своей собаки. По-видимому, он кого-то соблазнил, так как через несколько дней после его приезда в Севастополь собаку у него украли. Если бы это было не так, то никто бы не соблазнился крайне непрезентабельной собачонкой с приподнятыми ушами и торчащим кверху хвостом.
Весной 1915 или 1916 года Зконопниц-Грабовский (о котором я упоминал выше) предложил мне проехать в субботу после окончания занятий в имение его тестя около Ораниенбаума и побывать на тетеревиных токах. Вернуться домой мы могли к 8—9 часам утра в воскресенье. Я соблазнился, и мы поехали: Зконопниц-Грабовский, я и сын Сергей, которому тогда было 11 лет; сын был вооружен малокалиберной винтовкой. Хотя он прекрасно стрелял пулей, но, конечно, я и не рассчитывал на то, что ему удастся сбить тетерева. Мне просто хотелось показать ему тетеревиный ток.
До места охоты мы быстро доехали в автомобиле и успели еще пройти на вальдшнепиную тягу. Тяга была неудачной; на меня налетел только один вальдшнеп, по которому я промазал. Но вечер был чудный, и мы наслаждались. Поужинав в охотничьем домике и отдохнув, мы перед рассветом отправились на ток. В шалаше засели я и сын. Сергей волновался, но старался этого не показать.
Примерно через полчаса начался слет тетеревов. Было еще темно. Вдруг рядом с шалашом раздались какие-то неистовые крики; я вздрогнул и не мог понять, что происходит. Сергей шепчет: «Что они такое, папа?» Я долго всматривался через щели шалаша и наконец рассмотрел в предрассветных сумерках самца серой куропатки, вскочившего на камень и орущего во всю глотку. Он тоже токовал, стремясь, по-видимому, перекричать начавшееся чуфыканье тетеревов. Тетеревов, чернышей, набралось перед шалашом несколько десятков, и начался турнир. Я любовался, и стрелять не хотелось.
Видя волнение Сергея, я ему сказал: «Хорошенько прицелься и выстрели в какого-нибудь из чернышей». Проходит минут пять. Слышу – Сергей что-то возится, сопит, но выстрела нет. «Что же ты?» – говорю ему шепотом. «Не вижу мушки!»
Действительно, еще не рассвело достаточно, и, когда он наводил свою винтовку на темную птицу, он не мог видеть мушку, а стрелять наугад не решался. Я ему шепотом сказал, чтобы он немного потерпел, когда больше рассветет. Но тут произошел неожиданный случай.
Вдруг среди тетеревов появилась откуда-то взявшаяся черная кошка, и все тетерева слетели. Я со злости хотел пустить заряд в кошку, но она так же неожиданно, как появилась, успела скрыться из поля моего зрения. Просидели мы в шалаше еще довольно долго, совсем стало светло, и ни один тетерев больше не появился. Ругая кошку, раздосадованные, мы выбрались из шалаша и вместе с подошедшим Зконопниц-Грабовским пошли в охотничий домик.
С одной стороны, было досадно, но, с другой, все же я и Сергей имели возможность полюбоваться начавшимся тетеревиным током. На Сергея вся обстановка произвела сильное впечатление.
Примечания
1 Имеется в виду Владимир Владимирович Лукомский, окончивший в 1898 г. Сибирский кадетский корпус и в 1901 г. Михайловское артиллерийское училище.
2 Рихтер Оттон Борисович (Бурхардович), р. 1 авг. 1830. Обр.: ПК 1848. Офицер л.-гв. Конного полка. Ротмистр гвардии с 1853, полковник с 1857, генерал-майор с 1865, генерал-лейтенант с 1872, генерал от инфантерии с 1886. Участник Венгерской кампании 1849, кампаний 1853, 1856—1858 на Кавказе и Русско-турецкой войны 1877—1878. С 1858 состоял при Наследнике Цесаревиче, 1866—1867 нач. штаба войск гвардии и Санкт-Петербургского ВО, с 1871 начальник 13-й пех. дивизии, с 1879 командир 7-го арм. корпуса, с 1881 по 1898 командующий Имп. главной квартирой, с 1887 также член Госсовета. Зол. оружие (1858). Генерал-адъютант (1871). Ум. 1908.
3Якубович Николай Андреевич, р. 7 янв. 1837. Обр.: МАУ 1857, МАА 1859. Капитан гвардии с 1867, полковник с 1870, генерал-майор с 1881, генерал-лейтенант с 1903. С 1870 инспектор классов Нижегородского кадетского корпуса, с 1878 по сен. 1903 директор Симбирского кадетского корпуса.
