На другой же день Великий князь был у военного министра; в результате их разговора было решено, что Его Высочество договорится о подробностях дела со мной. Через день приехал ко мне Юзефович и сказал, что Великий князь не может принять меня на квартире своей жены, так как там у него нет буквально угла, где можно было бы без помехи переговорить, и что, с разрешения Вдовствующей Императрицы, Его Высочество примет меня в Аничковом дворце.
В назначенный день и час я там был. Великий князь рассказал мне следующее: как-то один из Великих князей доложил в Ставке Государю, что есть некий Братолюбов, изобревший замечательную всесжигающую жидкость, которую с большим успехом можно применить на фронте. Но что, к сожалению, Главное военно-техническое управление, по обыкновению, отнеслось к изобретателю недоброжелательно: жидкость его не приняли, не произвели никаких опытов, а просто заявили, что она не нужна. Великий князь просил разрешения привезти Братолюбова в Могилев и показать опыты с жидкостью Государю.
Государь заинтересовался и поручил Великому князю переговорить с начальником штаба генералом Алексеевым и показать ему (Государю) опыты с жидкостью. Опыты состоялись на полигоне около Могилева. Великий князь Михаил Александрович, будучи в это время в Ставке, попал на опыты случайно.
Опыты дали блестящие результаты. Оказалось, что деревянные сооружения, приготовленные чучела и даже совершенно сырое дерево и сырая солома, облитые этой жидкостью, сгорают дотла, развивая страшный жар. Загорается же эта жидкость или самостоятельно под действием воздуха, или от удара пуль, в которые вставляются капсюли с особым возбудителем. Было доложено Государю, что пользоваться этой жидкостью можно различно; можно с аэропланов поливать постройки и поля с хлебом; можно особыми помпами поливать окопы противника; можно, наконец, устраивать особые резервуары в виде ранцев со шлангами и употреблять эту жидкость при атаках укрепленных позиций.
После опытов Государь решил, что Братолюбову заказ на жидкость дать надо, и, обращаясь к генералу Алексееву, спросил, не будет ли правильно поручить кому-нибудь, по его Государя выбору, наблюсти за правильностью и срочностью выполнения этого заказа. Генерал Алексеев ответил, что, по его мнению, это будет правильно. Тогда Государь обратился к Великому князю Михаилу Александровичу и сказал, что скоро на фронт тот не поедет и потому свободен, и поручил ему принять на себя руководство организацией дела по заказу этой жидкости и наблюсти за правильностью и срочностью выполнения этого заказа. Великий князь ответил, что во всем этом он мало понимает, но что если ему помогут, то он с удовольствием примет на себя общее руководство. На этом и было решено.
Все дальнейшее и явилось следствием совершенно неправильной постановки дела. Нельзя не винить начальника штаба генерала Алексеева, который должен был предвидеть, что могут получиться самые невероятные осложнения и что так заказы давать нельзя.
Великий князь сказал мне, что какой-то юрист и его адъютант ему помогают в этом деле и уверили его, что все распоряжения, которые до сих пор им сделаны, не противоречат законам. Что на последнее он сам несколько раз обращал внимание, опасаясь как бы не сделать чего-нибудь такого, что он делать не имеет права. Но его уверили, что все ведется правильно.
Из разговора выяснилось, что заказов дано более чем на шестьдесят миллионов рублей; что заказана не только жидкость, но и особые аппараты для ее выбрасывания и предположено заказать аэропланы и блиндированные машины для перевозки этой жидкости. Братолюбову заказы давались письмами за подписью Великого князя; таких писем было написано около двенадцати.
Я доложил Великому князю, что порядок дачи этих заказов может вызвать запрос в Государственной думе и может создать очень трудное положение; что целый ряд распоряжений Великого князя, сделанных от имени Государя, противоречит действующим законам; что вообще надо более внимательно проверить предложение Братолюбова. В результате Великий князь просил меня взять все это дело в мое ведение и просить Государя освободить его от этого неприятного поручения, в котором, как выразился Великий князь, «я совсем запутался и вижу, что мои советники меня сильно подвели».
После разговора с Великим князем я вызвал Братолюбова. Этот изобретатель держал себя крайне вызывающе и сбавил тон только после того, как я его припугнул. Он мне показал не подлинные письма Великого князя, а фотографические с них снимки. Ясно было, что приходится иметь дело с опытным господином, который постарается сорвать все, что только возможно.
Поехал я осмотреть завод Братолюбова (дом и сарай, уже реквизированные для него по распоряжению главного начальника Петроградского военного округа), рядом с которым был трехэтажный дом, подлежавший реквизиции под квартиры рабочим и под контору.
Работа по подготовке завода к работе кипела; устанавливались станки, проводились электрические провода. Но что собственно будет производить завод, было не ясно: были на заводе какие-то старые аэропланы, подлежавшие исправлению; была модель нового аэроплана; были грузовики, подлежавшие бронированию, но не было ничего относившегося до изготовления «всесжигающей жидкости», на которую, однако, был дан заказ на большую часть всей суммы. На мой вопрос, где же приготовляется жидкость, я получил ответ, что в другом месте.
На другой день ко мне на прием явился какой-то прибалтийский немец, по виду простой ремесленник, очень плохо говоривший по-русски (фамилию его, к сожалению, я забыл). Рассказал он мне, что им уже несколько лет тому назад изобретена жидкость, которой можно сжигать все, что угодно. Что он обращался и тогда и теперь во время войны в Главное военно-техническое управление, но там его жидкость признали годной только для сжигания трупов, сказав, что в обращении она слишком опасна и для употребления на войне войсками не пригодна.
Но что он познакомился с Братолюбовым, который обещал это дело провести и затем, получив заказ, половину чистого барыша отдавать ему – изобретателю. Что теперь Братолюбову заказ дан и последний требует от него секрет приготовления жидкости, предлагая за все это всего несколько тысяч рублей. Закончил он заявлением, что Братолюбову сообщать секрет изготовления жидкости он не хочет, и предложил передать состав своей жидкости мне.
Я немедленно вызвал прокурора и следователя, которым немец и дал свои показания. Затем для немца было составлено заявление в суд о мошенничестве Братолюбова, которое он и представил по принадлежности.
Химический состав своей жидкости изобретатель мне сообщил, а я поручил начальнику военно-технического управления заказать ему пудов двадцать жидкости и произвести с ней всесторонние опыты. Через несколько дней «настоящий» изобретатель уже работал на одном из полигонов около Петрограда.
Был составлен по этому делу всеподданнейший доклад и последовало Высочайшее соизволение освободить Великого князя от наблюдения за исполнением сделанных заказов, а все дело направить и решить по усмотрению военного министра.
После этого я вновь вызвал Братолюбова и предложил ему временно прекратить исполнение сделанных ему заказов, сообщив мне состав его жидкости. Он категорически отказался. Я тогда сказал ему то, что мне было известно от немца-изобретателя. Братолюбов признался, что это правда. Ему было объявлено, что дело ликвидируется и чтобы он представил все данные, подтверждающие его действительные расходы, которые ему будут возмещены.
