Насколько прав был в данном случае «глас народа», осталось невыясненным, но германская шпионская организация вообще работала великолепно.
Многое, что говорилось и делалось в центральных управлениях в Петрограде, и многие распоряжения высших штабов доходили до немцев скорее, чем до наших войск, до которых они относились. Известны случаи, когда на германских позициях выставлялись плакаты, в которых сообщалось о предстоящем передвижении частей, стоявших перед немцами. И действительно, через день-два такое распоряжение получалось.
Впоследствии выяснилось, что германцы действительно были хорошо осведомлены не только о том, что делается у нас на фронте, но и в глубоком тылу. Виновны, конечно, были в этом прежде всего сами русские. Уж очень любим мы делиться всякими новостями, не соображаясь с их секретным характером, ни где и с кем говорится!
К сожалению, кроме мелких агентов, никакую серьезную шпионскую организацию открыть не удавалось. Слух о казни полковника Мясоедова, обвинявшегося в шпионстве, быстро распространился, и общество было довольно, что наконец пойман и казнен не мелкий агент, а крупный шпион.
Начавшееся следствие о деятельности бывшего военного министра Сухомлинова взволновало всех. Обвинялся он в шпионаже, в бездействии власти, вследствие чего армия оказалась не снабженной ко времени войны всем необходимым, и во взяточничестве.
Противники Сухомлинова, добивавшиеся его смещения и назначения следствия, радовались, что последнее им удалось. Но громадное большинство общества испытывало крайне сложное чувство. С одной стороны, было вполне правильно и необходимо, если военный министр оказался предателем и преступником, его судить со всей строгостью закона.
Но с другой стороны, невольно являлось сомнение в справедливости предъявляемых обвинений. Было просто невероятно допустить мысль, что умный человек, считавшийся всегда одним из лучших офицеров русского Генерального штаба, георгиевский кавалер, генерал-адъютант, военный министр мог оказаться предателем родины.
Что касается других обвинений, если отбросить первое, то многим казалось, что лучше было бы, отчислив его от должности, отложить дело до окончания войны, а не поднимать его в разгар европейской борьбы. Отложить его до тех пор, когда можно было бы при более спокойной обстановке обследовать его более внимательно и более основательно.
Многие считали, что обвинение Сухомлинова является позором не только для него, но и для России, которая могла дать такого военного министра. Но о преступлениях Сухомлинова слишком много и громко кричали, и Государь признал необходимым пойти в этом отношении на уступку отдельным лицам и общественным группам, настаивавшим на предании Сухомлинова суду, и приказал начать следствие.
Что касается лично меня, хорошо знавшего генерала Сухомлинова, то я не допускал и не допускаю мысли в справедливости обвинения его в шпионаже, в способствовании нашим врагам. Это, впрочем, было впоследствии признано и судом.
По этому вопросу я допускаю другое. В гостиную дома генерала Сухомлинова попасть было очень легко. И действительно, кто только там не бывал. Вполне возможно, что могли попасть и люди, которые интересовались узнать непосредственно от военного министра или близких к нему лиц какие-либо новости и воспользоваться ими во вред России.
Что касается второго обвинения – бездействия власти, то, если в этом разобраться внимательно и добросовестно, вряд ли подобное обвинение справедливо.
Ведь надо признать, что в смысле подготовки к войне за период с 1908 года, то есть за шесть лет (из них Сухомлинов военным министром был пять лет), сделано столько, сколько не было сделано за все предыдущие двадцать лет.
Могут сказать, что надо было сделать еще больше, надо было добиться, чтобы наша промышленность была подготовлена к снабжению армии во время войны; надо было принять меры, чтобы армия не ощущала недостатка в винтовках, орудиях, снарядах.
Да, конечно, все это надо было сделать; особенно последнее. Но надо учесть и то, что никто не предвидел такого расхода в огнестрельных припасах и винтовках, который оказался в действительности; никто не предвидел, что война примет такой затяжной и позиционный характер.
Военный министр, конечно, во всем этом виновен. Но виновны, одинаково с ним, и бывшие начальники Генерального штаба, виновны генерал-инспектор артиллерии и начальник Главного артиллерийского управления. Если за это должен был сесть на скамью подсудимых военный министр, то надо было привлечь к судебной ответственности и тех, на непосредственной обязанности коих (и это было установлено законом) лежало определение норм запасов и их заготовление.
Но думаю, что если б допустить, что все эти лица были на высоте положения, если б они правильно рассчитали и определили потребность армии, то и тогда это не было бы выполнено. Не было бы выполнено потому, что на это потребовались бы громадные расходы, на покрытие которых не могли быть отпущены из государственного казначейства необходимые кредиты.
Сухомлинова можно и должно обвинить в том, что он не умел быть настойчивым, не умел ставить вопросы ребром; по-видимому, слишком держался он за свое место и слишком легко менял своих ближайших помощников, смена коих приносила безусловный ущерб делу.
Наконец, по вопросу о взяточничестве суд не нашел подтверждающих вину обстоятельств.
23 августа/5 сентября 1915 года Государь Император принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего и на должность начальника своего штаба назначил генерала Алексеева.
К зиме 1915 года наступление противника на всем фронте было остановлено. Снабжение армии всем необходимым налаживалось, и была уверенность, что к началу весны 1916 года армии, обеспеченные снарядами, будут готовы к переходу в наступление. Но наряду с успешной работой по усилению снабжения армии очень много говорилось о злоупотреблениях как со стороны органов, дающих заказы, так и со стороны поставщиков.
Была проверена деятельность фабрик, заводов и мастерских, получивших заказы. Действительно выяснилось, что некоторые предприниматели получили заказы, которые они выполнить не могут. Доказать, что в этих случаях были какие-либо преднамеренно преступные деяния со стороны чинов главных довольствующих управлений, обязанных следить за тем, чтобы заказы давались в верные руки и исполнение заказов было обеспечено, было невозможно. Чувствовалось в некоторых случаях проявление злой воли, но формально все было обставлено правильно. Пришлось ограничиться отчислением от должностей нескольких лиц, причастных к поставкам.
В феврале 1916 года я получил сведения, что на одном из крупных заводов около Петрограда служит какой-то господин, получающий на заводе небольшое жалованье, но фактически играющий там видную роль, и что будто бы только при его посредстве завод получает крупные заказы от Главного артиллерийского управления; что этот господин за эти заказы якобы получает от 2 до 3 процентов с суммы заказа.
Это сообщение казалось настолько неправдоподобным, что я сначала на него не обратил внимания, тем более что мне не могли назвать фамилию этого господина. Но затем эти же сведения дошли до меня из нескольких других источников и была названа фамилия этого служащего.
