Предателей и изменников родины, работавших на германские деньги, открыто требовавших прекращения войны и мира «без аннексий и контрибуций», не только не покарали со всей строгостью закона, но дело о них было фактически прекращено и им предоставлена была возможность вновь начать в Петрограде и в армии их предательски-разрушительную работу.
Столь странное и преступное перед родиной попустительство со стороны Временного правительства по отношению к руководителям большевистского движения объясняется, прежде всего, слишком тесной связью Временного правительства с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов (в числе членов правительства были, как Чернов, члены этого Совета) и страхом перед ним. А Совет рабочих и солдатских депутатов в своей массе был настроен явно большевистски.
После подавления большевистского выступления Военное министерство несколько ускорило темп своей работы по выработке мер, связанных с восстановлением боеспособности армии. В Ставке также был приготовлен перечень мероприятий, без проведения коих в жизнь считалось невозможным сохранить армию как боевую и дисциплинированную силу. Первым пунктом в этом перечне было указано на необходимость восстановить смертную казнь и в тылу.
Г-н Керенский обратился к Верховному главнокомандующему с предложением собрать в Ставке военный совет, на который пригласить главнокомандующих фронтами и тех генералов, которых генерал Брусилов признает полезным выслушать на заседании. Собрание совета было назначено, если не ошибаюсь, на 18/31 июля.
Кроме главнокомандующих фронтами, на этот совет генерал Брусилов пригласил генералов Алексеева, Рузского, Гурко и Драгомирова. После мартовского переворота генерал Гурко был назначен главнокомандующим Западным фронтом вместо генерала Эверта, а генерал Драгомиров – главнокомандующим Северным фронтом вместо генерала Рузского. Но оба они на своих местах долго не оставались.
На заседании, бывшем в Петрограде в Зимнем дворце, они оба выступили с резкой критикой деятельности Военного министерства и Временного правительства, указывая, что эта деятельность ведет к гибели армии. Вслед за этим был смещен генерал Гурко, а несколько позднее генерал Драгомиров.
За два дня до заседания от г. Керенского был по телеграфу получен запрос о том, кого именно пригласил генерал Брусилов на заседание. В ответной телеграмме был сообщен перечень приглашенных. Вслед за этим г. Керенский прислал телеграмму, что он считает недопустимым присутствие на заседании генералов Гурко и Драгомирова; что если они будут, то он, Керенский, на заседании не будет.
Этот факт очень характерен для оценки личности г. Керенского. Мелочный, злобный, интересы дела ставивший ниже своего мелкого самолюбия и тщеславия. Он знал отлично, что оба этих генерала были одними из лучших боевых генералов, выдвинутых войной. Но он также знал, что они оба прямолинейны и резки, и не хотел допустить их присутствия на заседании, дабы избежать резкой критики.
Генерал Брусилов приказал послать соответствующие телеграммы обоим генералам. Но было поздно, так как они уже выехали в Могилев. Пришлось по приезде их в Ставку им объявить, что г. Керенский не хочет их видеть на заседании.
Накануне заседания генерал Брусилов был чем-то занят и отложил мой доклад до следующего дня. На другой день, как всегда, в 9 часов утра, я пришел к нему с докладом. Только что начался доклад, как по телефону сообщили, то подходит экстренный поезд, в котором ехал г. Керенский.
Надо сказать, что после вступления на пост премьер-министра, после князя Львова, Керенского в Ставке еще не было; таким образом, он появился в Могилеве в качестве председателя Временного правительства впервые и, по-видимому, ожидал торжественной встречи.
Генерал Брусилов спросил меня: как быть? Я ответил, что доклад у меня небольшой, но что если он задержится на вокзале, то не успеет прочитать всех необходимых для заседания материалов, которые я ему принес, и он к заседанию может оказаться не достаточно ориентированным.
Генерал Брусилов решил на вокзал не ехать, а послал встретить г. Керенского своего генерала для поручений, который должен был доложить, что Верховный главнокомандующий извиняется, что не встретил, но что у него срочная работа и он просит председателя Временного правительства приехать на заседание к двум часам дня, то есть к часу, назначенному для заседания самим Керенским.
Окончив доклад, я прошел к себе. Минут через десять прибегает взволнованный адъютант генерала Брусилова и говорит, что Верховный главнокомандующий просит меня срочно прийти к нему, так как надо ехать на вокзал.
Надев шашку, выхожу в переднюю и вижу генерала Брусилова, уже спускающегося с лестницы.
– В чем дело?
– Керенский прислал своего адъютанта сказать мне, что он ждет меня в вагоне и просит приехать немедленно. Поедем вместе.
Приезжаем на вокзал. Адъютант Керенского пошел докладывать и через несколько минут вернулся и сказал, что председатель Временного правительства нас ожидает. Входим в салон-вагон. Г-н Керенский, небрежно развалившись, сидит на диване. При нашем входе, едва приподнявшись, здоровается и, обращаясь к генералу
Брусилову, говорит: «Генерал, доложите о том, что делается на фронте.» Генерал Брусилов делает краткий доклад. Г-н Керенский выслушал и, сказав, что будет на заседании в два часа дня, нас отпустил.
Впоследствии мне передавали, что г. Керенский, действительно ожидавший почетный караул и торжественную встречу, был страшно обозлен и возмущен тем, что генерал Брусилов осмелился даже не приехать его встретить. Возмущенно он в присутствии приехавших с ним заявил: «При Царе эти генералы не посмели бы себя так нагло держать. А теперь позволяют себе игнорировать председателя правительства! Я им покажу». И послал за генералом Брусиловым.
Из приглашенных на совет не приехал с фронта генерал Корнилов, приславший телеграмму, что боевая обстановка ему не позволяет покинуть фронт.
Заседание происходило под председательством генерала Брусилова. На заседании очень сильную и яркую речь произнес генерал Деникин. Речь была настолько резкая, что генерал Брусилов, перебив генерала Деникина, сказал: «Нельзя ли короче и затрагивайте только вопросы, касающиеся поднятия боеспособности армии». Генерал Деникин тогда заявил, что он просит или дать ему возможность высказаться полностью, или он ничего больше говорить не будет. Генерал Брусилов попросил его продолжать.
Генерал Деникин подробно разобрал отношение Временного правительства и, в частности, Военного министерства к армии и офицерскому составу с момента революции, указав, что в развале армии, в значительной степени, виновно Временное правительство; указав, что оно своим попустительством все время позволяло прессе и агентам большевиков оскорблять корпус офицеров, выставлять их какими-то наемниками, опричниками, врагами солдат и народа; что Временное правительство своим несправедливым отношением к офицерам их превращает в каких-то париев.
Закончил свою речь генерал Деникин указанием, что те, которые сваливают всю вину в развале армии на большевиков, лгут; что прежде всего виноваты те, которые углубляли революцию, и «вы, г-н Керенский»; что большевики только черви, которые завелись в ране, нанесенной армии другими.
