25 ноября/8 декабря генерал Деникин и я пошли к Донскому атаману генералу Каледину.
Генерал Каледин принял нас очень серьезно, сказал, что, работая в полном согласии с генералом Алексеевым, он убежден, что генералу Алексееву удастся сформировать хорошую Добровольческую армию, а ему Донскую. Затем он сказал, что очень рад приезду на Дон целой группы генералов, которые помогут наладить организационную работу, но, прибавил генерал Каледин, «имена генералов Корнилова, Деникина, Лукомского и Маркова настолько для массы связаны со страхом контрреволюции, что я рекомендовал бы вам обоим и приезжавшему генералу Маркову пока активно не выступать; было бы даже лучше, если б вы, временно, уехали из пределов Дона». После этого генерал Каледин добавил: «Я отнюдь не настаиваю, чтобы вы уезжали с Дона. Если вас это не устраивает, то оставайтесь, и вы будете гостями Донского казачества; но я, зная обстановку, счел своим долгом высказать, что вам лучше временно уехать. Я убежден, что в самом ближайшем будущем ваше присутствие здесь будет совершенно необходимо; тогда вы вернетесь, и мы вместе будем работать».
Деникин, Марков и я решили уехать из Новочеркасска. Генералы Деникин и Марков решили ехать в Екатеринодар, а я во Владикавказ. Выехав из Новочеркасска 27 ноября/9 декабря, мы благополучно проскочили через Ростов.
27 ноября/10 декабря в Ростове произошло выступление местных большевиков, к которому присоединились бывшие в городе солдаты и матросы. Город был в их руках несколько дней. В подавлении восстания приняла участие первая сформированная в Новочеркасске рота будущей Добровольческой армии.
За два дня до бегства из Быхова я послал вестового с вещами к моей жене, бывшей в имении у знакомых под Харьковом; я ей написал, что буду пробираться в Новочеркасск и прошу ее, как только будет возможно, доставить мне туда вещи. Получив мое письмо и зная из газет, что мы из Быхова бежали и что большевики отдали распоряжение нас задержать в пути, она решила немедленно проехать в Новочеркасск самой.
Приехав в Ростов 27 ноября/10 декабря утром, она, в ожидании поезда на Новочеркасск, сдала все вещи на хранение, а сама прошла в зал 1-го класса. Как раз в это время произошло в Ростове выступление большевиков, и они, заняв город, двинулись к вокзалу. На вокзале началась паника, и бывшим там пассажирам объявили, что кто хочет спасаться от большевиков может воспользоваться поездом, отходящим в Таганрог. Моя жена едва успела вскочить в отходящий поезд и проехала в Таганрог.
5/18 декабря, когда движение опять восстановилось, она поехала через Ростов в Новочеркасск. Но в Ростове из вещей, сданных на хранение, на складе оказались только два взрезанных и пустых чемодана. Все вещи, как мои, так и ее, пропали. Приехав в Новочеркасск, про меня она ничего узнать не могла, так как те лица, которые знали, что я поехал во Владикавказ, почему-то считали, что об этом никому говорить нельзя, и моя жена, в полной неизвестности, принуждена была жить в Новочеркасске.
Приехав во Владикавказ, я поселился в небольшой гостинице и страшно скучал, ожидая вестей из Новочеркасска. Один мой знакомый просил меня занести во Владикавказе письмо к Тапе Чермоеву, председателю союза горцев. Чермоев меня очень любезно принял и в разговоре спросил, не согласился бы я помочь горцам сорганизоваться и устроить приличную армию. Я отказался, сказав, что теперь обстановка такова, что можно ожидать резню между горцами и терскими казаками и что в этом случае мое положение могло бы оказаться более чем странным.
Настроение во Владикавказе было напряженное. Почти каждую ночь разбойники-осетины делали набеги на город и грабили магазины. По вечерам я часто бывал у атамана Терского казачьего войска Караулова; от него узнавал обстановку.
В этот период началось движение в тыл отдельных частей с Кавказского фронта. Терская область и Ставропольская губерния стали наполняться большевистски настроенными солдатами. То там, то здесь начинали вспыхивать беспорядки. Началось брожение и в некоторых станицах Терского казачьего войска.
Атаман Караулов постоянно разъезжал и, насколько возможно, поддерживал порядок. Во время одной из таких поездок, в конце декабря, на станции Прохладная взбунтовавшаяся толпа отцепила его вагон от поезда, и он был убит.
12/25 декабря я получил телеграмму от Завойко (бывший ординарец Корнилова), что он вместе с генералом Корниловым будет во Владикавказе 13/26 декабря.
В этот день Завойко приехал, но один. Он мне сказал, что генерал Корнилов после неимоверно трудного путешествия 6/19 декабря приехал в Новочеркасск; что, познакомившись с обстановкой, сложившейся в Новочеркасске, генерал Корнилов решил, что ему там нечего делать, и решил проехать во Владикавказ, где сговориться со мной, вызвать из Екатеринодара генерала Деникина и решить, что делать дальше; что все к отъезду было готово, но в последнюю минуту генерал Корнилов под давлением московских общественных деятелей изменил свое решение и остался в Новочеркасске.
19 ноября/2 декабря 1917 года, в 11 часов вечера, генерал Корнилов вышел из Быховской тюрьмы к ожидавшему его Текинскому полку, поздоровался с ним и, сев на коня, отправился с полком в дальний и тяжелый путь. 20 ноября/3 декабря большевики узнали о бегстве быховских узников, причем, по полученным ими данным, выяснили, что некоторые из бежавших уехали из Быхова по железной дороге, а генерал Корнилов с другими и с текинцами отправился куда-то походным порядком. Большевиками было отдано распоряжение внимательно осматривать поезда, проверять у пассажиров документы и постараться поймать отправившихся по железной дороге. Для того чтобы перерезать путь Текинскому полку, ими было отдано распоряжение по телеграфу, через все телеграфные станции района, примыкающего к Быхову, сообщать в Ставку о всех данных, могущих точно выяснить направление движения Текинского полка. Большевикам удалось выследить путь движения полка, и около станции Унеча Черниговской губернии, предполагая перейти через полотно железной дороги, полк попал под сильный пулеметный огонь большевистского броневого поезда и понес большие потери. Затем, на другой день, полк наткнулся на засаду, устроенную в лесу, и от пулеметного огня понес опять значительные потери. После переправы через р. Сейм полк попал в плохо замерзший болотистый район и потерял много лошадей. Мороз держался крепкий; люди были плохо одеты, у лошадей посбивались подковы. Население в некоторых местах относилось враждебно, и не всегда удавалось получить продовольствие и фураж. Путь был крайне тяжелый. Наконец Корнилов решил снять тяжелый крест с верных текинцев и, полагая, что самим им будет идти безопасно, оставил их и, переодевшись крестьянином, с подложным паспортом, отправился на Дон один, куда и приехал по железной дороге 6/19 декабря.
14/27 декабря я получил телеграмму от генерала Эрдели, что генерал Корнилов меня вызывает. В Новочеркасск я приехал 16/29 декабря; из Екатеринодара приехали туда же генералы Деникин и Марков.
Я застал генерала Корнилова в большом колебании. Формирование Добровольческой армии было уже начато генералом Алексеевым. По характеру генералы Алексеев и Корнилов мало подходили друг другу.
