Часть города, где живут англичане, очень хороша. Отдельные коттеджи все в цветах и зелени. Всюду устроены теннисы, площадки для крокета, футбола и пр. Имеется великолепный скаковой круг. Вообще умеют хорошо устраиваться просвещенные мореплаватели. Живут хорошо.
Успели посмотреть окрестности города, проехав вдоль берега моря к так называемой Лавинии. Там великолепный пляж (было много купающихся); ресторан на возвышенном месте, откуда очень хороший вид; кругом красивый парк.
На обратном пути, в ожидании катера на пароход, примазался к богатой американке, которая в обществе нескольких своих знакомых пошла в магазины купить изделий из слоновой кости, материи и вышивки. Когда мы вошли в магазин, бывший с нами доктор (русский-поляк), обращаясь ко мне по-русски, сказал: «генерал». Хозяин магазина, показывавший вещи американке, бросился ко мне и, обращаясь на довольно приличном русском языке, спросил: «Вы правда русский и русский генерал?» После моего утвердительного ответа он что-то сказал бронзовому мальчишке, тот куда-то пропал и через несколько минут я был окружен несколькими аборигенами, говорившими: «Карош русский; ух как карош»; «Давно не видел настоящий русский» и т. п. Все зазывали к себе в лавки, и мне в конце концов пришлось от них просто сбежать.
Это показывает, что много в Коломбо истрачено русских денег, если так обрадовались русскому и оказалось несколько человек, умевших изъясняться по-русски. Там же один старик мне объяснил, что все торговцы старались научиться говорить по-русски, так как самый лучший покупатель и самый лучший человек был «русский».
Утром 24-го тронулись дальше. Предстоял непрерывный переход в течение семи дней, и остановка будет только перед входом в Черное море.
Что покажет дальше Индийский океан, не знаю, но пока (25 марта) очень тихо, нет качки, но и нет обещанных нам развлечений в виде различных морских чудищ (акул, больших летучих и светящих рыб и пр.).
24—29 марта. Море удивительно спокойно; нет никаких признаков волны. Температура вполне сносная, а по вечерам даже прохладно. Кроме летучих рыбок и дельфинов ничего не видели. Один только раз около парохода выскочила какая-то очень большая рыба, но какая, никто сказать не мог. По вечерам любовались светящимися моллюсками и крупными светящимися медузами. Местами вода вокруг парохода сплошь светилась; получалось впечатление, что в воду погружены крупные электрические фонари.
Пища давалась в нашем «mittel Klasse» простая, но сытная, и все были так голодны, что все казалось вкусным. С удовольствием я уничтожал и холодные немецкие супы; особенно мне понравился суп из сушеных абрикосов.
29 марта подошли к Африке и вошли в Аденский залив (Баб-эль-Мандебский). Рано утром 31-го будем в Периме (около Адена), где будем брать нефть.
По приглашению помощника капитана я, под его руководством, осмотрел всю пароходную машину. Я прежде никогда не видел устройства нефтяного отопления на больших пароходах. Я пришел в восторг от порядка и чистоты во всех машинных отделениях.
Во время перехода от Коломбо к африканскому берегу, как-то днем, на пароходе была произведена тревога: в море был брошен по приказанию появившегося на палубе капитана буек, раздался крик «Человек за бортом!», сигнал тревоги, и началось приготовление к спуску двух шлюпок.
Пароход положил на борт руля и пошел к буйку, приближаясь к нему по кругу. Шлюпки были чрезвычайно быстро приготовлены к спуску и по команде помощника капитана спущены на воду (в каждой шлюпке, кроме гребцов и рулевого, было по офицеру). Шлюпка, первая подошедшая к буйку, его выловила, и затем они вернулись к пароходу, медленно двигавшемуся рядом, и быстро были подняты наверх.
Весь этот маневр был произведен чрезвычайно отчетливо и быстро. У меня получилось впечатление, что так может работать только команда военных кораблей. Я невольно вспомнил случай (кажется, в 1910 г.), когда с парохода Русского общества пароходства и торговли при подходе к Севастополю (пароход шел из Одессы; был ноябрь, вода была очень холодная) упал в воду сидевший на перилах парохода боцман (качка была довольно сильная, а он, разговаривая с каким-то матросом и что-то показывая, поднял руки и опрокинулся навзничь в море). Я и бывший тут же матрос начали орать: «Человек за бортом!» Прошло несколько минут, пока вахтенный приказал спускать шлюпку, а капитан приказал дать «полный ход назад» (это, конечно, менее остроумно, чем на том же ходу описать круг). Что-то у шлюпки заело; ее долго не могли спустить. Стали рубить какие-то веревки. Боцман долго держался на воде в сидячем положении, но когда к нему уже подходила шлюпка, он взмахнул руками и пошел ко дну.
Когда после маневра нашего немецкого парохода ко мне подошел помощник капитана и спросил меня: «Какое ваше впечатление?», я не удержался и сказал: «Мое впечатление, что это не коммерческий пароход, а военный транспорт». Он улыбнулся и ответил: «Вы почти правы. Все наши офицеры, начиная с командира, морские офицеры, а команда – все матросы с бывших военных кораблей и набраны после тщательной проверки. Среди них коммунистов и социалистов нет. Может быть, это покажется странным, но наше социалистическое правительство предоставляет нам полную свободу по подбору людей и знает, что любых расхлябанных и склонных не к работе, а к митингам мы на пароходы не возьмем».
30 марта. Море так же спокойно. Вышли на «большую дорогу» и чуть ли не через каждые полчаса встречаем пароходы. Океаны кончились, и предстоит, как говорят, очень душный и неприятный переход по Красному морю.
Пароход наш полон миссионерами. Характер их различный. Два старика немца-миссионера держат себя в стороне от других. По воскресеньям служат и стараются влиять на пароходные нравы, но явно безуспешно. Три миссионера-датчанина очень серьезны, очень ко всем внимательны, держат себя чрезвычайно скромно. Два католика с явным презрением относятся к другим миссионерам и держатся совершенно особняком. Несколько американцев-миссионеров (кажется, есть и методисты и баптисты) и американский доктор при какой-то американской миссии, со своими многочисленными сыновьями (зовут их на пароходе «христианскими мальчиками») ведут себя очень бурно, занимаются спортом, купаются в бассейне, устроенном на палубе, кувыркаются в воде через головы и пр. Раздают пассажирам карточки с призывом ежедневно молиться, не ругаться и пр.
Немцы относятся к ним очень сдержанно, а один немец даже сказал: «Какие они там миссионеры, они все почти только закамуфлированы под христиан (особенно баптисты), а в действительности американские евреи, делающие в Китае хорошие коммерческие дела».
Вечером 29 марта две жены американских миссионеров (очень эффектные, седовласые американки) вместе со своими взрослыми сыновьями (кажется, пять «мальчиков»; младшие дети в этом участия не принимали) оделись в роскошные китайские халаты (на дамах было что-то вроде старинных русских шушунов), обходили пассажиров и говорили, что эти костюмы будут разыгрываться в лотереи. Но кажется, эта затея успеха не имела, так как цены на вещи были назначены очень высокие (от 150 до 200 американских долларов). Немец, говоривший про «камуфляж», злорадствовал: «Вот видите, я недаром их назвал американскими евреями. За вещи, которые, как я хорошо знаю, стоят 30—50 американских долларов, они хотят получить в 5—6 раз больше. Настоящие янки. Вся их миссионерская деятельность направлена главным образом на то, чтобы скорей разбогатеть».
