У Сухомлинова был величайший недостаток, который можно было назвать «недержанием языка». Он не мог удержаться, чтобы не рассказывать своим близким или хорошим знакомым какой-нибудь «секрет» или какую-либо новость. Не было исключения и для служебных дел. Мне лично приходилось несколько раз слышать, как он рассказывал в дамском обществе действительно секретные вещи. Было много данных, что это свойство Сухомлинова было отлично известно генеральным штабам Германии и Австро-Венгрии, и им пользовались с целью шпионажа. Последнее же неимоверно облегчалось тем, что как вторая, так и третья жены Сухомлинова были неразборчивы на знакомства и в их гостиных можно было встретить всяких подозрительных лиц.
Уже через несколько дней после назначения Сухомлинова начальником штаба Киевского округа выяснилось, что Рузский не останется на должности генерал-квартирмейстера. Сухомлинов не скрывал своего недовольства Рузским и в разговоре, даже с молодыми чинами штаба, называл Рузского «доктором». Это название Рузскому он дал за его очки, не всегда опрятную одежду и за то, что он часто не носил аксельбантов.
Рузский серьезно заболел и был отчислен от должности генерал-квартирмейстера (если не ошибаюсь, сначала был назначен в распоряжение командующего войсками, а по выздоровлении – начальником штаба Виленского военного округа). На место Рузского генерал-квартирмейстером был назначен генерал Благовещенский127.
Двухлетнее пребывание Благовещенского в должности генерал-квартирмейстера штаба округа было периодом довольно печальным: Благовещенский, совершенно не знакомый с работой генерал-квартирмейстерской части, не мог ею руководить. Он предоставил полную свободу деятельности старшим адъютантам (по строевой части – Бонч-Бруевич, по отчетной – Гутор и по мобилизационной – я). Мы, старшие адъютанты, сговаривались между собой и вели работу. Мне (авторитет мой признавался моими сослуживцами) приходилось часто принимать решения и давать их на одобрение Благовещенского. Последний всегда «одобрял» и подписывал все, что ему давали. Хорошо еще то, что он не мешал. Генерал-квартирмейстерская часть работала еще хорошо – по традиции и вследствие того, что личный состав был подготовлен за предыдущую службу.
Благовещенский был человек недурной, но чрезвычайно мелкий, узкий и исключительный трус. В 1904 году он был назначен в действующую армию, в штаб генерала Куропаткина, на должность дежурного генерала. Там его невзлюбили: он был узким формалистом. Ко времени мировой войны он оказался на должности командира VI армейского корпуса. После неудачной операции в Восточной Пруссии (его корпус входил в состав армии генерала Самсонова) он был отчислен от командования корпусом.
После Благовещенского (в конце 1904 г.) генерал-квартирмейстером штаба Киевского округа был назначен генерал Баланин128. Он был много лучше Благовещенского, но не любил штабной работы и был ленив. Впоследствии, на должностях начальника дивизии и командира корпуса, он оказался хорошим строевым начальником. Во время мировой войны он заработал репутацию хорошего начальника и дошел до должности командующего армией.
Начальниками военных сообщений были последовательно Благовещенский, Задорин129 и Рерберг130. Благовещенский – до назначения генерал-квартирмейстером. Все трое исполняли свою работу вполне успешно.
Дежурным генералом штаба округа, после Фролова, был назначен Маврин. На должности дежурного генерала Маврин был выдающимся, знающим и дельным работником. Но на должности начальника штаба округа (был назначен в 1903 г., когда Сухомлинов был назначен помощником командующего войсками округа) он оказался ниже всякой критики. Никогда не забуду случая, которому я был свидетелем летом 1903 года.
Это были последние месяцы пребывания генерала Драгомирова в должности генерал-губернатора Юго-Западного края и командующего войсками Киевского военного округа. М.И. Драгомиров чувствовал себя плохо и жил на хуторе в Конотопе. Сухомлинов с начальниками отделов штаба округа приезжал с докладами к М.И. на хутор. В один из этих приездов был и я на хуторе. Сухомлинов докладывал М.И., а я, Маврин и Благовещенский ходили по аллее сада. Маврин и Благовещенский волновались, так как произошло какое-то недоразумение, о котором надо было доложить М.И., и они боялись разноса.
Мы присели на скамейку. Маврин достал из бокового кармана какую-то бутылочку и отхлебнул из нее какую-то жидкость. Благовещенский спрашивает: «Что это вы глотаете?» – «Валериановые капли», – последовал ответ. «Дайте глотнуть и мне; я сильно волнуюсь и боюсь, что Михаил Иванович нас здорово разругает». Маврин протянул ему свою бутылочку. Через несколько минут вышел из дома Сухомлинов и позвал их обоих к Михаилу Ивановичу. Прошло полчаса. Выходит в сад один Сухомлинов и смеется. Я его спрашиваю: в чем дело?
«И смех и горе! Михаил Иванович их изрядно выбранил, а они так обалдели, что оказались неспособными продолжать доклад. М.И. прекратил доклад и сказал, чтобы они пошли прогуляться до завтрака. Они ушли, и раз их здесь нет, то, значит, с ними случилась медвежья болезнь и они отправились отыскивать укромный уголок. Когда они ушли, Михаил Иванович мне сказал: „Не поздравляю тебя. Маврин – оглобля, а Благовещенский – трусливый дурак. Жаль, что ты подобрал таких неудачных помощников”». Характерно это и для двух ответственных генералов, какими были Маврин и Благовещенский, и для Сухомлинова, которого этот случай только рассмешил и который его рассказывал подчиненному этих двух генералов.
После Маврина дежурными генералами были Павел Савич131 и Ходорович132. Паша Савич был милый, но исключительно легкомысленный человек. Сухомлинов его очень любил (Савич был у Сухомлинова начальником штаба в 10-й кавалерийской дивизии) и старался устроить ему карьеру. Савич был киевским губернатором, потом начальником штаба Иркутского военного округа и на мировую войну вышел командиром корпуса.
Ходорович был добросовестным служакой. После ухода с должности командующего войсками М.И. Драгомирова командующим войсками Киевского военного округа был назначен Сухомлинов (генерал-губернаторство было опять отделено от должности командующего войсками, и генерал-губернатором Юго-Западного края был назначен Клейгельс). Затем эти должности в лице генерала Сухомлинова были опять соединены.
За время моей службы в штабе Киевского военного округа (с мая 1898 г. по декабрь 1907 г.), то есть почти десять лет (а если считать время прикомандирования к Генеральному штабу после окончания Академии, то и все десять лет), я специализировался по вопросам мобилизации армии и по ведению оперативных работ по сосредоточению армии к границе после мобилизации.
Ко времени моего выхода из Академии на службу в Генеральный штаб оперативные работы, налаженные в свое время еще генералом Обручевым, бывшим начальником Главного штаба, были поставлены хорошо. Оставалось учиться, вносить поправки согласно получаемым новым данным и вести аккуратно работу, возложенную на штаб округа.
Иначе обстояло дело с работой мобилизационной. Если она и была поставлена к 1897 году удовлетворительно в смысле самой техники мобилизации войсковых частей, она была поставлена из рук вон плохо в вопросах призыва запасных, поставки лошадей и повозок для обоза. Но и в самой технике мобилизации войсковых частей было еще много недочетов, требующих не только усовершенствования, но и коренных изменений некоторых приемов мобилизации.
