Мерами для объединения офицеров Генерального штаба в Киеве были: а) устройство сообщений и собеседований на различные темы в штабе округа. Эти вечера, обыкновенно заканчивавшиеся чашкой чая и общими разговорами, не только сближали офицеров между собой, но и побуждали следить за военной литературой, не отставать от различных новшеств в военном деле;
б) устройство один-два раза в месяц небольших верховых поездок в окрестностях Киева с решением полевых задач. Когда начальником штаба округа был генерал Шимановский, он обыкновенно лично руководил этими поездками; впоследствии (после Шимановского) они стали производиться реже и руководителем их обыкновенно был генерал-квартирмейстер.
Первоначально было трудно наладить эти поездки из-за того, что у большинства офицеров Генерального штаба не было собственных верховых лошадей. Надо сказать, что после окончания академии каждый офицер получал на руки деньги на приобретение верховой лошади и седла. У большинства офицеров были долги и довольно жалкое обмундирование. Полученные деньги шли или на расплату с долгами, или на необходимость офицеру (а женатым – и жене) привести себя в приличный вид. Некоторый же процент офицеров просто прокучивал полученные деньги. В результате более чем у 90% офицеров, являвшихся в штаб округа для несения службы по Генеральному штабу, не оставалось денег на лошадь и седло, и обзавестись ими было для большинства чрезвычайно трудно.
Генерал Шимановский, строгий законник, первоначально предъявлял категорические требования, чтобы прибывавшие офицеры приобретали собственных лошадей, но затем, убедившись в чрезвычайно тяжелом материальном положении большинства офицеров, перестал это требовать. Он, а впоследствии и генерал Маврин (после назначения на должность начальника штаба округа) возбуждали перед Главным штабом вопрос о том, что лучше денег на покупку лошадей офицерам, оканчивающим академию, на руки не отпускать, а снабжать их лошадьми из кавалерийских полков (или из ремонта) после перевода в Генеральный штаб. Насколько помню, этот вопрос так и не был разрешен.
В штабе Киевского военного округа этот вопрос получил разрешение в ином порядке: для офицеров Генерального штаба, не имевших своих лошадей, лошади для поездок в окрестностях Киева предоставлялись из полевого жандармского эскадрона;
в) парфорсные охоты по искусственному следу. Ввел их Сухомлинов, когда был начальником штаба округа. Эти охоты привились, и ими увлекались. Производились они довольно часто весной, летом и осенью. Сначала они заканчивались решением задач в поле, но затем они приобрели характер пикников: охота заканчивалась у заранее выбранного места, куда съезжались дамы; приготовлялась закуска;
г) устройство различных вечеринок и собраний с дамами. Собрания офицеров Генерального штаба в Киеве не было, и отсутствие его ощущалось. В бытность Сухомлинова начальником штаба округа он предоставлял в распоряжение офицеров свой служебный кабинет (он же зал заседания окружного военного совета); это помещение с прилегавшей частью помещения дежурного генерала (приемная и его служебный кабинет) были совершенно достаточны для вечеров, на которые собиралось более ста человек.
В бытность начальниками штаба Сухомлинова и Маврина они обыкновенно представляли в своей квартире (примыкавшей к служебному кабинету начальника штаба) две-три комнаты, в которых ставились ломберные столы для карт. В этом помещении устраивались танцевальные и музыкальные вечера. На Рождество устраивались елки для детей. На Масленицу – блины и пр. Вечера всегда заканчивались общим ужином. В этом же помещении устраивались проводы офицеров Генерального штаба, получавших какое-либо назначение. Эти собрания и вечеринки очень привились, собирались на них с удовольствием, и они способствовали сближению офицеров и их семей.
К сожалению, в бытность Маврина начальником штаба произошло прискорбное недоразумение, после которого эти собрания стали гораздо реже, и они потеряли прежний интимный характер. Дело в том, что, согласно положению об этих собраниях, которое было утверждено Мавриным еще в бытность его генерал-квартирмейстером, гости в собрание допускались только по рекомендации членов собрания, то есть офицеров Генерального штаба. Кажется, в 1907 году на одном из вечеров появился Фурман. Он был, кажется, присяжным поверенным, еврей, и числился торговым консулом какой-то южноамериканской республики. Фурмана большинство из нас знало по Киеву хорошо. Он был умный жид, с хорошими средствами и держал себя очень тактично. Его принимали во многих киевских домах. У Мавриных он был свой человек в доме.
Как-то раз перед его появлением на нашем вечере у кого-то из наших офицеров, в гостиной у г-жи Мавриной, произошло небольшое столкновение с Фурманом. Последний держал себя при этом довольно нагло. Приход Фурмана на наш вечер нас удивил; кроме того, близость Фурмана к германскому и австро-венгерскому консулам (последний подозревался нашей контрразведкой в шпионской деятельности) делала его вообще нежелательным членом наших собраний.
Я пошел посмотреть книгу «гостей». Фурман оказался записанным, а ввел его капитан Генерального штаба Кирпотенко133 – мой помощник. Я обратился за разъяснением к Кирпотенко. «Госпожа N. попросила меня ввести Фурмана на наш вечер, и я не счел возможным ответить отказом», – ответил он. После обсуждения этого вопроса среди старших чинов штаба округа мы решили принять меры, чтобы Фурман больше у нас не появлялся. Капитану Кирпотенко было сказано, чтобы он больше его не «вводил».
На следующий вечер он опять пришел. Появился он вместе с женой одного из старших офицеров Генерального штаба. В книге он оказался не записанным. Я взял на себя переговорить с Мавриным. На мой вопрос, не знает ли он, кто ввел Фурмана, которого вообще мы, офицеры, не хотели бы видеть на наших вечерах, он ответил: «Не знаю». – «А как вы, Ваше Превосходительство, сами считаете: желательно или нежелательно посещение Фурманом наших вечеров?» – «Я считаю, что нежелательно», – ответил Маврин.
Мы думали, что этим инцидент будет исчерпан и что Фурман на наших вечерах больше не появится, но вышло не так. На следующий же вечер он опять появился и был опять введен той же дамой.
На другой день я (был накануне дежурным старшиной собрания) взял книгу «гостей», внес в нее фамилию Фурмана и пошел к Маврину. После моего разговора с Мавриным Фурман больше на наших вечерах не появлялся.
Киевское общество было разбито на ряд кружков. Аристократическое общество – каковым оно себя считало – было сравнительно немногочисленно. Оно состояло из небольшого, но сплоченного помещичье-служилого ядра, имевшего имения в Юго-Западном крае (Киевская, Волынская и Подольская губернии), для которого Киев являлся столицей, и имевших придворное звание. К нему же примыкали крупные помещики Черниговской и Полтавской губерний, тяготевшие к Киеву и жившие в нем.
В Киеве большая часть этой группы жила в Липках, почему эта киевская аристократия часто называлась «Липками». Центром ее были многочисленные Гудим-Левковичи. Но и «аристократическая группа» делилась на подгруппы. Была группа во главе с Гудим-Левковичами, правильней говоря, с Анатолием Викторовичем Гудим-Левковичем, задававшим тон группе и следившим за ее «чистотой».
