Из войск Киевского военного округа не были мобилизованы XI и XII армейские корпуса, но все было дезорганизовано, все части и окружные интендантские и артиллерийские склады были буквально обобраны.
Невольно всех нас охватило чувство неудовольствия и обиды, что так глупо и непредусмотрительно велась подготовка и самая отправка всего необходимого на Дальний Восток. Ясно сознавалось, что наш Главный штаб не имел никакого определенного плана и все делалось по мере поступлений требований из армии без всякого предвидения на месте – в Петербурге.
Подготовка к революции, разразившейся в 1905 году, велась, конечно, задолго до войны, но возможность самой революции в 1905 году явилась главным образом вследствие непопулярной в народных массах войны с Японией, а также вследствие того, что в ее устройстве вместе с революционными кругами крайне левых партий приняли участие и буржуазные круги русской интеллигенции. В борьбе против правительства объединились с республиканцами многие круги земской России, купечества, профессуры, судебного ведомства, представители различных «свободных профессий» (громадный процент врачей, особенно земских, и учителей).
Большая часть русской интеллигенции объединилась в конституционно-демократическую партию, которая, проводя принцип конституционной монархии, просто подтачивала все монархические (и государственные) устои и, конечно, вела к республике. По одному пути с конституционно-демократами (ка-дэ), или кадетами, шли многие представители русского дворянско-земского круга, которые, говоря, что они борются не против Царя, а против «системы», против преступно бюрократического режима, возглавляемого якобы глупыми и преступными министрами, не понимали, что они ведут борьбу именно против монархической идеи, против Царя и разрушают созданное многими веками здание русской государственности.
Пока вели работу против Царя и монархического строя в России революционеры, республиканцы и иные, более левых толков, серьезных результатов они не достигли. Правда, много террористических актов им удалось, но даже убийство Царя (Александра II) не могло повлиять на изменение государственного строя России и разрушить государственную машину. До конца XIX века с разрушительной работой всяких анархистов, республиканцев разных толков и социалистов различных оттенков успешно боролась русская государственная власть, поддерживавшаяся в этом отношении главной массой всех классов русского народа. Оставалась для этих лиц недоступной и армия; отдельные попытки внести в нее разложение всегда успешно пресекались. Но с конца XIX века, когда к работе этих политических преступников начали примыкать широкие массы русской интеллигенции, когда разрушительная работа проникла в школы, когда земство стали противопоставлять «бюрократизму», когда, наконец, все внимание не только явно революционных элементов, но и широкой массы русской интеллигенции стало направляться на армию и стало проникать разложение в ее ряды при помощи вольноопределяющихся, офицеров запаса, врачей и различных чиновников, когда в офицерские круги стал проникать яд из окружающей среды, положение стало серьезным.
Собственно в казармы, в солдатскую среду, в массу яд проникал очень мало, но как в армии, так и во флоте стало появляться все больше и больше отдельных матросов и солдат из мастеровых, разночинцев и сыновей мелкой интеллигенции, которые, являясь проникнутыми революционными тенденциями, представляли из себя элементы, которые при благоприятных обстоятельствах объединяли вокруг себя солдатскую и матросскую массы и вели их по революционному пути. Такими «благоприятными обстоятельствами», при полном равнодушии массы к различным политическим лозунгам, являлись обыкновенно какие-либо неудовольствия чисто бытового, хозяйственного характера. То окажутся черви в борще и каше, и на этой почве возбуждаются страсти: «нас кормят червями», «начальство ворует» и пр.; то фельдфебель или боцман берет для себя и своей семьи слишком значительный кусок сала или мяса из общей порции, и опять – «нас обкрадывают, нас морят голодом, начальство ворует»; то возникают недоразумения на почве обмундирования, внеурочных работ и пр.; то – но это случалось гораздо реже – недоразумения возникали на почве якобы несправедливого или жестокого обращения фельдфебелей, боцманов или отдельных офицеров с каким-либо солдатом или матросом.
Редкие, но более серьезные недоразумения возникали иногда при вызове войск для подавления каких-либо беспорядков среди населения. В этих случаях все чаще и чаще велась пропаганда против употребления оружия против народа.
Верхи боролись с этими явлениями обыкновенно чисто полицейскими или жандармскими мерами. Офицерство, в своей массе совершенно лояльное и верноподданное, не умело бороться и не понимало (не видело) надвигавшейся опасности. С постепенным же проникновением в новые молодые кадры офицерства различных либеральных тенденций сопротивляемость армии революционной пропаганде постепенно ослабевала.
«Кастовый» характер офицерского корпуса, пополнявшегося в прежнее время из дворянской и чисто военной среды, постепенно изменялся, и к периоду войны с Японией офицерский корпус русской армии уже имел крайне разношерстный характер. Процент разночинцев, из интеллигентов и из низших слоев (как их презрительно называли, «кухаркиных сыновей») стал значительным не только среди младшего офицерства, но и среди старших чинов. Достигающих высоких положений не по родовитости, а за свои личные заслуги было в армии сколько угодно: таких, как генерал Иванов (ставший командующим войсками Киевского военного округа и затем главнокомандующим Юго-Западным фронтом во время мировой войны), генерал Алексеев, генерал Деникин147, генерал Корнилов148, было очень и очень много.
Даже в гвардию «демократия» стала проникать довольно свободно. Инородцев, как, впрочем, и прежде, в армии было много; но в период конца XIX столетия, несмотря на официальные препоны, в армию стали проникать в изрядном проценте и худшие из инородцев – евреи. Помимо большого числа попадавших на младшие офицерские должности (конечно, после принятия христианства) всяких Рубинштейнов, Штейнов, Рабиновичей и пр., многие из евреев достигали и высоких должностей. Достаточно указать на Цейля149, Ханукова150, Грулева151 (М. Грулев (Генерального штаба), конечно, прежде отрицал свое еврейское происхождение, но ныне издал свои записки, открыв свою национальность: Грулев М. «Записки генерала-еврея». Париж. 1920, склад издания кн. магазин «Москва»), барона Майделя и пр., и пр.
Подобное видоизменение состава корпуса офицеров русской армии, при постепенном изменении жизни государства и проведении системы общей воинской повинности, конечно, было естественно, но нарушало «единство» и «монолитность» офицерства и, повторяю, ослабляло сопротивляемость армии по отношению всяких революционных течений: офицерство в своем составе все больше и больше отражало ту среду, из которой оно выходило.
В течение моей службы в Киевском военном округе, вплоть до первой революции 1905 года, я не знал и никогда не слышал о каких-либо революционных движениях или настроениях в офицерской среде. Было несколько отдельных случаев, когда обнаруживалась причастность отдельных офицеров к революционным кружкам, но, как я уже сказал, офицерство в своей массе было вполне верноподданно и вернопреданно Государю и вполне лояльно. Принято же было считать, что офицеры артиллерии и инженерных войск более либеральны и склонны к саботажу.
