Все это учитывая, приняв должность начальника Мобилизационного отдела, я представил генералу Мышлаевскому доклад о необходимости усилить значение начальника Генерального штаба, передав в его ведение Мобилизационный и Организационный отделы. На словах, кроме того, я докладывал Мышлаевскому, что после проведения в жизнь этой реформы начальник Генерального штаба получится столь мощным, что подчинение его военному министру (начальник Главного штаба при сохранении в его ведении Мобилизационного и Организационного отделов мог вставлять палки в колеса и действовать через военного министра) не будет портить дела.
Мышлаевский, вполне со мной согласившись, сказал, что я ломлюсь в открытую дверь, что он уже решил сам все это провести, и дал мне на ознакомление свой доклад по этому вопросу военному министру. К сожалению, ни он, ни я не учли еще одной слагаемой: возможность ревности военного министра и страха его перед чересчур сильным начальником Генерального штаба. А это случилось, и Мышлаевский был убран.
В своих «Воспоминаниях» я коснулся очень характерного факта: по мобилизационному расписанию, до 1910 года готовность части местных парков затягивалась до года. И это при условии, что норма артиллерийских снарядов на орудие была принята всего в 1000 выстрелов! Подобный факт мог произойти только потому, что оперативная часть (генерал-квартирмейстерская) была в подчинении у начальника Генерального штаба, а Мобилизационный отдел в подчинении начальника Главного штаба. Оба штаба недосмотрели, а Главное артиллерийское управление, по-видимому, совсем не обращало внимания на мобилизационный план и на необходимость срочно снарядить снаряды, хранившиеся в местных парках.
Параллельно с работой по усовершенствованию мобилизационной готовности армии и проведению новых законопроектов шла большая работа по реорганизации армии.
Мне, по моей должности, пришлось вплотную соприкасаться с работой законодательных учреждений: Государственной думы и Государственного совета.
Знакомясь по делам и различным журналам со старой работой Главного штаба, эпохи Милютина и Ванновского и начальника Главного штаба Обручева, невольно обращалось внимание, что тогда, по сравнению с деятельностью Главного штаба эпохи Куропаткина и периода японской войны и первых лет после нее, работа велась гораздо серьезней и основательней. Работы же последнего периода были и по замыслу и по разработке много хуже. Получалось впечатление, что сверху не было достаточного контроля, а исполнительные органы как-то халатно относились к работе, а самые исполнители как-то измельчали.
Вот в этом-то отношении Государственная дума 3-го и 4-го созывов сыграла большую роль. Почувствовался известный посторонний контроль, стало зазорным выслушивать обидные замечания от членов Думы или Государственного совета, и наши военные главные управления сильно подтянулись, и законопроекты стали представляться в более разработанной и более обдуманной форме.
Были, конечно, трения с Государственной думой на почве лично неприязненных отношений Думы к военному министру Сухомлинову и обратно, но все же, как мною было отмечено в «Воспоминаниях», Государственная дума (кроме ее левого крыла) всецело шла навстречу военному ведомству в вопросах усовершенствования готовности армии.
Было два вопроса, которые особенно сильно ставили в вину Сухомлинову. Это вопрос об упразднении крепостей и то, что, жалуясь на недостатки кредитов, он не умел наладить дело так, чтобы расходовались и те кредиты, которые отпускались из государственного казначейства военному ведомству.
За упразднение крепостей Сухомлинова ругают до сих пор очень многие, не исключая и военных (например, профессор Н.Н. Головин184), а за неумение распоряжаться кредитами на Сухомлинова особенно сильно нападал бывший министр финансов граф Коковцов. На этих двух вопросах следует остановиться.
Из наших крепостей в вполне современный вид была приведена только одна Владивостокская крепость (ко времени мировой войны не были закончены некоторые крепостные работы). Севастополь имел современные морские батареи (то есть для действий по неприятельскому флоту).
Кронштадт представлял из себя устаревшую крепость, но путем устройства дальнобойных батарей на обоих берегах Финского залива подступы к Кронштадту были обеспечены от покушений со стороны неприятельского флота. Ряд укреплений у Гельсингфорса, Ганге, Ревеля, Балтийского порта и острова Нарге давали серьезную опору нашему флоту и в связи с минными заграждениями давали почти полную уверенность, что неприятельский флот (кроме подводных лодок) не посмеет рискнуть на продвижение в Финский залив. Для обеспечения от прорыва неприятельского флота в Рижский залив имелась также целая система батарей, вооруженных современной артиллерией.
Для выноса действий нашего флота в Балтийское море с целью непосредственно угрожать побережью Германии, в Либаве сооружалась база для флота и устраивалась крепость (впрочем, против этого мероприятия были очень веские соображения). Но ко времени мировой войны сделано было в этом смысле мало, и Либаву пришлось эвакуировать, дабы она не досталась легким трофеем неприятелю. В общем, прибрежная оборона России ко времени мировой войны была в довольно сносном состоянии.
Не то было с сухопутными крепостями. Ковно как крепость была в чрезвычайно плачевном состоянии как в инженерном, так и в артиллерийском отношении. Гродненская крепость строилась по современным требованиям, но далеко была не закончена и не вооружена. Варшавский треугольник крепостей был крайне устаревшим и имел на вооружении старую артиллерию. Брест-Литовск также устарел. В еще худшем положении был Ивангород. Дубенский форт – устарел. Все же остальные крепости Варшавского военного округа были крепостями лишь по названию. Перед военным ведомством возникла дилемма: сохранить ли все эти крепости или нет. Для сохранения необходимо было привести их в современный вид, на что требовались десятилетние работы и громадные средства, которые государственное казначейство могло бы отпустить, но не в одно, а только в несколько десятилетий, и то в ущерб средствам на другие потребности армии. Если же решиться на упразднение ряда крепостей, то являлась возможность выделить более крупные кредиты на нужды армии.
Сухомлинов стал на вторую точку зрения. Из сухопутных крепостей на Западном фронте было решено сохранить: Ковно, Гродно, Новогеоргиевск, Осовец и Брест-Литовск, остальные же упразднить.
Я считал и считаю, что при бывшей обстановке другого решения Сухомлинов принять не мог. (Но надо сказать, что Сухомлинов в частных разговорах говорил, что он вообще за упразднение крепостей. Эти разговоры и вызвали впечатление, что Сухомлинов хотел упразднить все крепости.) Ошибкой, как это впоследствии было признано, было решение упразднить Ивангород. Но фактически, если бы и не было решено его упразднить, то все равно привести его в современный вид ко времени мировой войны мы бы не могли.
Затем, чтобы быть справедливыми, надо отмечать, что за упразднение крепостей высказался Сухомлинов не единолично, но это было мнение и Главного крепостного комитета и всех командующих войсками военных округов.
