Храм Рамсеса III в Мединет-Абу. Вид через первый двор и второй пилон на север с вершины первого пилона
Храм Рамсеса III в Мединет-Абу. Вид на первый пилон со стены дворцовых ворот, находящихся перед храмом
Охота Рамсеса III на дикого быка. Рельеф на задней стороне первого пилона храма в Мединет-Абу
Подражательность, столь явная в искусстве эпохи Рамсеса III, вообще характерна для того времени. Летописи его царствования представляют собой лишь слабые повторения более древних восхвалений фараонов, разукрашенные риторическими фигурами, настолько туманными, настолько запутанными, что часто их невозможно понять. С чувством подавленности, которое было нелегко сбросить с себя, отошел автор настоящей книги после нескольких месяцев работы от обширных стен храма в Мединет-Абу, покрытых многими сотнями строк сухого раболепного многословия, где в шаблонных выражениях, неизменных в течение столетий, без конца по тому или по другому поводу превозносилась доблесть царя. Взяв любую из записанных там войн и очистив от стереотипных фраз понимаемые с трудом надписи, покрывающие несколько тысяч квадратных футов поверхности стены, мы получим в результате затраченного большого труда лишь скудный и претенциозный отчет о великой кампании. Внушительная фигура молодого и деятельного фараона, увлекающего войска от одной границы своей империи к другой и вновь отражающего самые страшные нападения, которые когда-либо испытывал Египет, не встретила отклика в застывшей в условностях душе жреческого писца, которому выпало на долю запечатлеть эти деяния на храмовой стене. У него имелся много раз использованный литературный запас минувших династий, откуда он заимствовал целые гимны, песни и списки, которые, подновленные и приспособленные к случаю, увековечили славу поистине даровитого и героического правителя. Может быть, мы должны обвинять писца, ибо сам царь почитал своей высшей задачей вновь воспроизвести эпоху Рамсеса II. Само его имя было составлено из первой половины тронного имени Рамсеса II и второй половины его личного имени. Он называл своих детей и своих лошадей именами детей и лошадей Рамсеса II, и подобно ему он имел во время своих кампаний при себе ручного льва, бежавшего за его колесницей. Деяния Рамсеса III были скорее продиктованы обстоятельствами, среди которых он находился, нежели какой-либо положительной чертой его собственного характера, однако не следует забывать, что ему приходилось иметь дело с таким положением, которое он едва ли мог бы изменить, если бы даже попытался противостоять ему. Всякая непосредственная внешняя опасность, если судить поверхностно, теперь миновала, но нация медленно клонилась к упадку вследствие разрушения, снедавшего ее изнутри. Будучи вполне в силах справиться с нападениями, шедшими извне, Рамсес III, с другой стороны, не имел тех черт мужественной независимости, которые подвинули бы другого человека на энергичную оппозицию против тенденций, господствовавших внутри империи.
Это особенно проявилось в его отношении к фактам религиозной жизни, унаследованным от XIX династии. Мы уже говорили, что Сетнахт, отец Рамсеса III, достиг трона благодаря тому, что привлек на свою сторону жрецов, то есть тем же путем, как и многие его счастливые предшественники. Рамсес III ничуть не пытался уничтожить жреческое влияние, от которого была поставлена в зависимость корона. Храмы представляли серьезную политическую и экономическую опасность. Невзирая на это, Рамсес III продолжал политику своих предков и с невероятной щедростью сыпал сокровища царского дома в священные сундуки. Он сам говорит: «Я совершал мощные дела и благодеяния, во множестве, для богов и богинь Юга и Севера. Я ваял их изображения в золотых плавильнях, я восстановил то, что было разрушено в их храмах, я соорудил дома и храмы на их дворах, я насадил для них рощи, я выкопал для них озера, я установил для них божественные приношения из ячменя и пшеницы, вина, ладана, плодов, скота и птицы, я построил (молельни, называемые) „Тени Ра“, для их местопребывания, с божественными приношениями на каждый день». Он говорит здесь о менее крупных храмах страны: для трех великих богов Египта – Амона, Ра и Птаха – он сделал гораздо больше. Несравненное великолепие, которым был обставлен ритуал этих богов, не поддается описанию. «Я сделал тебе, – говорит Рамсес Амону, – большую жертвенную плиту из серебра, чеканной работы, украшенную прекрасным золотом, с инкрустированными фигурами из золота кетем, несущую статуи царя из золота чеканной работы, таблицу для божественных приношений, делаемых тебе. Я сделал большую подставку для чаш для твоего переднего двора, украшенную чудным золотом и выложенную камнем; ее чаши – из золота и заключают в себе вино и брашну, приносимые тебе каждое утро… Я сделал тебе большие таблицы, выбитые из золота, напечатленные великим именем твоего величества, несущие мои молитвы. Я сделал тебе другие таблицы, выбитые из серебра, напечатленные великим именем твоего величества с повелениями твоего дома». Все, что находилось в пользовании бога, являло ту же роскошь; Рамсес говорит о своей священной барке: «Я построил тебе достопочтенный корабль Усерхет в 130 локтей (около 224 футов) длиной на реке из больших кедров царского поместья, удивительных размеров, покрытый чудным золотом до ватерлинии, подобно барке солнца, когда она появляется на востоке, и всякий живет, видя ее. Большой наос был посреди него, из чудного золота, с инкрустациями из всевозможных камней, подобный дворцу; головы баранов из золота от носа до кормы, украшенные змеями-уреями, увенчанными коронами». На изготовление больших храмовых весов для взвешивания приношений Ра в Гелиополе пошло около 212 фунтов золота и 461 фунт серебра. Читатель может найти целые страницы подобных описаний в большом папирусе Гарриса, о котором мы еще будем говорить позднее. Подобное великолепие, хотя часто и могло основываться на случайных дарах царя, должно было тем не менее поддерживаться главным образом постоянными огромными доходами с обширных земель, податями и работой множества рабов, принадлежавших храмам. Богу Хнуму в Элефантине Рамсес III пожертвовал обе стороны реки, начиная от этого города и до Такомпсо, то есть на протяжении свыше 70 миль. Записи Рамсеса III в первый и единственный раз в египетской истории дают нам возможность определить все количество собственности, принадлежавшей и управлявшейся храмами. Перечень папируса Гарриса, встречаемый почти во всех храмах страны, показывает, что последние владели более чем 107 000 рабов; другими словами, один человек из числа 50–80 жителей страны составлял собственность храмов. Первая цифра всего вероятнее; отсюда следует, что, по всей вероятности, один человек из пятидесяти был рабом какого-либо храма. Следовательно, храмы владели двумя процентами населения. Мы находим, что земельные наделы храмов приблизительно равнялись трем четвертям миллиона акров, что составляло около одной седьмой, или свыше 14,5 %, всей обрабатываемой в стране земли; и так как некоторые из второстепенных храмов, как, например, Хнума, только что упоминавшийся нами, пропущены в инвентарном перечне, то можно безошибочно сказать, что вся земельная собственность храма доходила до 15 % обрабатываемой в стране земли. Таковы данные, касающиеся храмовых поместий, которые можно с уверенностью сопоставлять с общей суммой богатств и источников дохода в стране, но они никоим образом не включают всей собственности храмов. Последние владели приблизительно полумиллионом голов крупного и мелкого скота, их флот в целом насчитывал 88 судов, около 53 мастерских и верфей перерабатывали часть поступавшего к ним сырого материала; кроме того, в Сирии, Куше и Египте они владели в общей сложности 169 городами. Если мы припомним, что вся эта огромная собственность в стране, занимавшей менее 10 000 квадратных миль и имевшей только 5 или 6 миллионов жителей, была совершенно свободна от налогов, то мы увидим, что она представляла угрозу для экономического равновесия государства.
